Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Лейфу не хотелось заготавливать дрова систематически. Когда я его упрекнул в этом, он расшумелся и заявил, что я собираюсь завести на болоте «лесоводческое хозяйство».

Туалет в батальоне АА был обычный. Жердь в качестве сиденья и яма. Мы сидели на жерди на весеннем солнце со спущенными штанами. Процесс занимал обычно много времени, так как попутно можно было ловить вшей – ненасытных в штанах, мелких и злых в рубашке, а также старых и жирных на теле.

На горке таял снег.

Наша рота получила рыбные сети. Нас с Лейфом назначили рыбаками. В первую ночь, когда расставляли сети, мы взяли с собой палатку и спиртное. Сказали, что будем караулить. Хабберстад усмехнулся, когда я достал бутылку. Мы поставили палатку у берега. Тихий весенний вечер, аквавит и плеск волн быстро нагнали на нас сон. Ночью Карс и Вигеруст украли наши сети. Мы с Лейфом выглядели несколько сконфуженно, когда вернулись утром в роту.

Лейф Гурандсруд рассказывает об этом эпизоде в интервью Свену Арнебергу более подробно: «Нас назначили рыбаками роты! Мы получили десять рыболовных сетей. Оставалось только раздобыть лодку. Мы знали, что в разведбатальоне АА есть лодка, которой распоряжается один фельдфебель – шарфюрер роты. Это была небольшая деревянная плоскодонка, единственная лодка на Елетьозере, и ее хорошо охраняли. Мы с Хансом и еще одним парнем украли ее как-то ночью и притащили в расположение нашей роты. Потом мы раздобыли лыжную мазь, прокипятили ее и намазали лодку, так что она стала другого цвета… Затем мы раздобыли пару заготовок и выстругали весла…

Мы изготовили поплавки для каждой сети и расставили сети там, где, как мы полагали, стояла рыба. Лодку мы поставили недалеко от того места, где разбили палатку. Мы прикрепили ее цепью, которая как раз доставала до палатки, к спусковому крючку заряженного и снятого с предохранителя карабина. Мы не могли рисковать, лучше перестраховаться. Потом мы как следует выпили аквавита и в результате заснули. Проспали весь караул!

…В итоге мы остались с носом, и пришлось докладывать обо всем командиру роты. Можете себе представить, как он ругался! Мы, конечно, ожидали, что он нас обругает, но это уже было слишком! Он очень грубо нас отчитал. Мы заподозрили, что тут дело нечисто.

Я отыскал человека, дежурившего в расположеии, где обычно была пришвартована эта лодка. Он рассказал мне, что командир роты появился посреди ночи в отличном настроении с лодкой, сетями и кучей рыбы.

Что произошло на самом деле, мы узнали позже. Карс был на вечеринке у своего немецкого коллеги – командира роты, и они здорово повеселились. Он вернулся к себе в роту в приподнятом настроении около полуночи, подошел к Вигерусту и сказал: “Одевайся, бери ружье и пошли посмотрим, что там делают наши рыбаки!”

Когда они нас увидели, то в Карса чертик вселился. Они бесшумно отцепили якорную цепь от лодки и столкнули ее на воду. В озере они нашли все наши десять сетей и вытащили их. А после этого они триумфально вернулись в лагерь…»

Впоследствии у нас всегда была рыба, на обед рота ела плотву, окуней, сига и щуку. Благодаря рыбе наш рацион значительно улучшился.

Около шести часов утра мы с Лейфом выходили на веслах на озеро. Мы часто причаливали к берегу, чтобы освободить сети от рыбы и подготовить их к следующей постановке. Так проходили мирные часы в первой половине дня между ивовыми зарослями и подлеском. Мы не слышали грохот орудий с линии фронта. Весна была холодной, так что нам приходилось разжигать большой костер. Потом мы с Лейфом лежали часок-другой между кочками, согревались и болтали. Мы планировали будущую свадьбу Лейфа.

У Йестванга выскочило несколько больших фурункулов на затылке. Ему надо было в госпиталь, решили отправить его на лошади, запряженной в носилки-волокушу. Это задание поручили мне. Оно оказалось чертовски трудным. Я не мог допустить, чтобы парень упал в грязь. Вдобавок еще кучер-немец был болван. Мы выехали майским вечером, дорога туда и обратно составляла 45 километров. Особенно мне запомнился обратный путь в кромешной тьме. Казалось, что весь мир ушел в себя, спрятался. Мы тащимся по дороге, время идет и наконец светает. На моих глазах просыпается природа. Я становлюсь свидетелем чуда, которое повторяется каждое утро, но каждый раз по-новому. Я устал, но вижу первые лучи солнца на холмах и слышу, как дрозд поет свою любовную песню – для своей подруги и для меня. Я – бродяга из Рёмскуга, который забрался в самую глушь Карелии и попал в сказку. Я одолел множество квадратных километров пустынной местности, которыми наслаждался в одиночку. Меня переполняет юношеский задор, когда я вижу, как блестит в солнечных лучах сине-зеленая гладь Елетьозера. Со стертыми ногами, голодный и усталый, но полный впечатлений я возвращаюсь домой, в финскую палатку, валюсь на нары и отрубаюсь.

Наша рота была сформирована в январе. Проходит обычно некоторое время, прежде чем возникает доверительная обстановка, которая объединяет людей. В трудных зимних условиях и в силу абсолютно собачьей жизни первая рота становится очень сплоченной. Я вспоминаю таких парней, как Холанд, Стенсвог и Хабберстад. Таких отличных ребят еще надо было поискать. Все трое погибли.

Педер Хабберстад был начальником штаба роты, в его обязанности входило следить за снаряжением и порядком в роте. В тихие и спокойные дни все бойцы роты должны были по его приказанию выходить на утреннее построение, где он лично присутствовал. Это не было глупостью. Педер относился к такому типу людей, которым подходит роль дедушки, первоклассного дедушки.

Я слышал рассказы о том, что некоторые люди «чувствуют» приближение смерти. Это не имеет ничего общего с суеверием. Я вспоминаю Эрлинга Холанда и Педера Хабберстада. Они были мужественными парнями, но в последнее время как-то изменились, будто сознавали, что для них скоро все кончится. За несколько дней до гибели Педер был очень спокоен. У меня тогда появилось такое чувство, что он осознал свое бессилие и смирился.

В июне боевая активность усилилась. Весенняя распутица закончилась, передвигаться по болотам стало легче, так что разведпатрулирование занимало большую часть нашего времени. Начиналось лето, появились комары.

Активность русских усилилась. Они начали строить дорогу на Капролат, и большие силы русских вынуждали наши разведпатрули возвращаться обратно на позиции, как только они пытались выдвинуться чуть дальше.

25 июня на высотах Хассельман и Капролат началось движение. После обеда первая рота получила приказ выступать. Нас направляли на Хассельман в помощь тамошнему гарнизону. Я помню, как мы шли через луга, где раньше около Елетьозера находилась деревня. Над нашими головами со свистом проносились снаряды, с сопок доносились отзвуки взрывов.