Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Карелия, как и Финляндия, большей частью равнинная страна. Тут и там встречаются отдельные холмы. Поскольку местность равнинная, то характерным элементом пейзажа являются конечные морены, идущие с востока на запад. Озера и болота простираются тоже с востока на запад.

Озера занимают около 20 % общей площади, болота и заболоченная лесная местность около 40 %, настоящий лес тоже 40 %. В целом получается 100 %. Мои расчеты были, очевидно, правильными.

Поскольку постоянно возникают лесные пожары, сосна преобладает в относительно сухих местах, а ель – в заболоченных. В общем сосна составляет 60–70 % кубатуры. Тут и там часто встречаются огромные сосны – это старые деревья, пережившие лесные пожары. Часто между этими гигантами вырастает густой подлесок.

В Лапландии «условия проживания» несколько отличались от условий на южном участке фронта. Бункеры в Карелии называли жильем. Они были обычно срублены в лапу из очищенных от коры бревен и редко целиком закопаны. Часто они стояли просто на поверхности земли. Этот сравнительно расточительный способ постройки объяснялся доступностью древесины, большими расстояниями между линиями фронта и суровой зимой.

Около Кестеньги был перекресток дорог и своего рода место расквартирования войск. Самое лучшее, что было в Кестеньге, – это солдатский клуб.

Мы валили сосны и березы в лесу в нескольких километрах к северу, вдоль дороги на Елетьозеро. Ходили на лыжах в серые январские дни. Здесь был гребень, с которого открывался вид на юг на большое озеро под названием Топозеро. Эта панорама напомнила мне гору Рёденес в Норвегии. Далекие холмы на фоне синеватого пасмурного неба в январе. Мне представлялись леса моих детских фантазий с троллями, ниссами и хульдрами и панорама большого мира, который начинался от дома бабушки и дедушки в селе Рёденес. Тогда я был маленьким мальчиком и ехал в санях с лошадью и бубенчиками. Теперь я – одинокий солдат в Карелии.

В Кестеньге я провел несколько холодных зимних ночей в карауле – один в лесу под звездами. Через короткие промежутки времени на востоке мелькали световые сигналы. Я придумал, что не буду смотреть на часы. Ведь наверняка будут неприятности, если я взгляну на часы раньше времени. Промежутки составляли, по крайней мере, полчаса. Так прошел целый час, а потом и половина всего караульного срока. Потом я решил, что надо о чем-то думать. Была зима, и передо мной стояли заснеженные ели. Я вспомнил Рождество дома с настоящими рождественскими традициями. Езда на лошади, привидения, тодди 42 42 Род пунша из рома, воды, сахара и мускатного ореха, приготовляемый шведами и финнами. и длинные шерстяные пальто. Дедушки с инеем в бороде.

В один ясный день в начале февраля первая рота была переведена в новое расположение. Мы шли туда на лыжах с полным комплектом снаряжения. Новое место нашей дислокации имело обозначение «9-й километр».

Наступил вечер, было холодно, когда мы подошли к бункерам. Печи в них отсутствовали, не хватало спальных мест. Нам пришлось сидеть снаружи и мерзнуть. Раздали спиртное, да у каждого кое-что оставалось во фляжках. Кто-то напился. Я услышал журчание в углу. Один измотанный пьяный вдрызг солдатик писал себе на руки, чтобы согреться. Его чуть не выбросили в снег.

На «9-м километре» я начал работать связным в штабе, так как разбирался в картографировании. Кроме того, я выполнял задания, связанные с ориентированием на местности. Меня часто посылали с донесениями в другие подразделения. Мне везло, и я ни разу не заблудился. Мне нравилось ходить в одиночку на лыжах на дальние расстояния.

Как-то вечером меня послали в 3-ю роту. Я там еще ни разу не был, и надо было идти три километра по болоту. Стоял туман, луна не светила, а кроме того, выпал свежий снег. Я подумал, что мне придется нелегко. Из вспомогательных средств был телефонный провод, проходивший на высоте человеческого роста, устное описание местности, компас и спички. Я не мог следовать по старому лыжному следу, так как выпал снег, но я чувствовал позади себя контуры леса, даже когда я уже шел по болоту.

Я был доволен. Февральская ночь, серый туман, державшийся на некотором расстоянии, мерцающий огонек в бункере – все это придавало некоторое чувство уверенности. Скрип снега под лыжными палками звучал в моих ушах, как музыка.

По другую сторону болота провод был натянут высоко на деревьях, так что мне приходилось идти медленно, чтобы хотя бы запомнить обратную дорогу, если я не найду 3-ю роту. Темные ели стояли молча. И вдруг я почувствовал, куда мне надо идти, и пошел вперед, не высматривая старую лыжню. Я вышел прямо к бункерам 3-й роты.

Этой зимой я изучил полезные свойства крепких напитков. В моей фляжке всегда должно было быть спиртное. В нашем бункере стоял холод, хотя мы топили за полночь, потому что между бревнами были такие щели, что можно было выглянуть наружу. Я всегда делал глоток-другой перед тем, как лечь спать. Часа в два я обычно просыпался, делал еще пару глотков и спокойно спал до самого подъема.

Когда мне надо было кипятить свое нижнее белье, то есть кипятить вшей, я всегда пропускал несколько глотков. Белье кипятилось ночью в тазу для умывания. Надо было растопить снег, подбросить дров в печку, а затем довести воду до кипения, поддерживая огонь в этой проклятой карбидной лампе. Но все же это было приятное время. Норденген, Веберг, Ульсен-Рёйне и Бё лежали и спали, а я ходил под мухой и кипятил вшей.

Я вспоминаю первую ночь, когда всей нашей роте пришлось спать в лесу. Ночь была ясной, но без луны, было холодно. Мы соорудили шалаши из хвойных веток вокруг костра-нодьи, сидели в них и поеживались от холода в едком дыме от костра. Я освоился с такими ночевками в течение зимы в этих северных широтах.

Эта первая ночь была несколько необычной, потому что русские начали бомбить где-то чуть южнее. Орудия ПВО не заставили себя ждать и загрохотали. Мы сидели в белоснежном еловом и сосновом лесу, вокруг было тихо, над головой темное звездное небо и жемчужные нити светящихся зеленых и красных снарядов, которые поднимались и затухали.

В нескольких километрах от нашей стоянки, между огромными болотами находилась местность, не тронутая человеком. Я ходил туда, когда представлялась возможность. Глубоко под снегом и валежником, ивняком и дерном течет ручей, но и он молчит. Вечность наложила свою печать на это царство. Скупое послеобеденное солнце придает снегу красноватый оттенок. Я тихо стою на лыжах и совершаю молебен.

Мы были на лыжных гонках нашей дивизии и к вечеру устали. В четыре часа утра мы с Йествангом вызвались от нашей роты идти с немецким капитаном на северный фланг. Ему надо было осмотреть новый опорный пункт нашего батальона. Сначала мы тряслись с грохотом 40 километров на грузовике, потом шли 15 километров на лыжах через озеро, которое называлось Елетьозеро. Весь ясный и прекрасный мартовский день мы посвятили осмотру «высоты 200». Таким был мой первый день на этой высоте. В 10 часов вечера мы вернулись обратно.