Стейн Угельвик Ларсен - Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Счастье – что это такое?

Нас, фронтовых бойцов, называют искателями приключений. Вполне вероятно, что такого типа молодежь могла завербоваться в армию Гитлера, но как это ни удивительно, среди моих товарищей таких было очень мало. Конечно, случались удивительные вещи. Многие пережили невероятные события, о которых можно потом говорить и говорить и веселиться, но это нечто иное.

Так, Эйвинд Ринген совершил вынужденное путешествие по Швеции, и я хорошо помню, как оно начиналось. Мы жили в палатке, как цыгане, в нескольких милях южнее Кеми. Как-то вечером мы, норвежцы, немножко кутнули, а потом сидели вокруг костра и разговаривали. Мы держались в стороне от немцев, уютно устроившись отдельно от них. Настроение улучшалось. Лейф начал демонстрировать чудеса спортивной гимнастики. Эйвинд тоже решил попробовать, но упал и сильно ударился спиной. На следующий день он не мог ходить. Пришлось отправить его в госпиталь. Недалеко от Торнио финны по ошибке атаковали автомобиль, и в него попали несколько пуль. Финны заняли также госпиталь, в который он направлялся, и ему пришлось ехать в Швецию. Оттуда его направили в Данию. Он вернулся домой к Рождеству в полном здравии.

Я часто сравнивал свои переживания с мировоззрением, распространенным после Первой мировой войны. Примитивный материализм утверждает, что человек есть существо, которое стремится только к удовлетворению своих ежеминутных животных потребностей. Это идейное направление имело своих последователей в литературе о войне. Реалистические описания окопной войны считались своего рода доказательством того, что жизнь в конечном итоге есть не что иное, как еда и половые органы. Я не верю в такое наивное отношение к жизни теперь, да и раньше до войны не верил. Я знаю, что может так случиться, что солдат не будет рисковать своей жизнью, чтобы спасти товарища, но знаю также, что будет рисковать, и это случалось неоднократно, даже в самой безнадежной ситуации.

За внешней солдатской грубостью я часто видел человеческие мечты и желания, стремление к высшим целям. Так, я как-то слышал, как семнадцатилетние Сёдерман и «Искупитель» лежали в палатке и дружески делились практической мудростью жизни.

– Когда я вернусь домой, то заведу себе девчонку из хирда.

– Девчонку из хирда? Ты чего, спятил? Да они с гипсовым самотыком упражняются.

– Ты думаешь, что они все такие, потому что на тебя клюют одни шлюхи, козёл ты этакий…

Пауза.

– Не-ет, пухленькие крестьянские девушки в Сёруме совсем не такие.

Таков был солдатский жаргон молодых парней и их взгляд на жизнь – в черно-белых тонах. В этом случае присутствовала и некоторая доля юмора, но меня поразило, что оба они оставались верными своим идеалам, несмотря на вшей и дерьмо, несмотря на все то, что выдумали властители наших умов в тридцатые годы.

«Искупитель» был самым молодым из трех братьев – фронтовых бойцов. Их отец был, судя по всему, зажиточным человеком.

– Старик видит, пожалуй, в своих сыновьях возможность искупить свои грехи перед людьми, которым он своими идеями морочил голову, – сказал Лейф.

Поэтому мы называли этого парня «Искупитель».

Он был ранен на Хассельмане, но ему удалось пробраться через лес к нашим позициям. Когда мы ехали на север после сражения под Кеми, я видел его сидящим на заднем сидении мотоцикла с перевязанной головой. Значит, его опять ранило. Мы помахали друг другу – возможно, мы виделись в последний раз.

Лейф, я и еще несколько норвежцев попали в минометный взвод в подразделении СС, которое называлось стрелковым батальоном. С ними мы должны были вернуться в Норвегию. Подразделение было полностью моторизованным. Летом батальон понес большие потери, и теперь там было много совсем молодых ребят, но «старики» были хорошими вояками и отличными парнями.

Мы остановились около немецкого аэродрома к северу от Кеми. Немцы взорвали аэродром, так что в течение нескольких дней царила страшная суматоха.

Вдруг в один прекрасный день финны пошли там в наступление. Завязался ожесточенный бой. Во время боя я решил укрыться на несколько минут в окопе. Там стоял какой-то странный запах. Когда я чуть покопался в земле, я обнаружил скелет. Видимо, это тебе знак, что твое дело плохо, подумал я.

Однако мое время еще не настало.

На следующее утро мы отбились и пошли маршем на север в направлении финского города Рованиеми с восточной стороны реки Кемийоки.

800-метровый пешеходный и железнодорожный мост через реку был взорван. В момент взрыва я находился не дальше чем в 150 метрах от него. Это была еще та «хлопушка» с порохом. Стальные балки летели во все стороны.

Наш марш продолжался несколько дней. У меня было ранено плечо и болели ноги. Финны преследовали нас. В семи или восьми милях к северу от Кеми наш стрелковый батальон, который следовал в арьергарде, получил смену. Там нас ждали машины.

Мы поехали в северном направлении и к вечеру проехали через Рованиеми. Там мы увидели нескольких норвежцев из Лыжного батальона. Мы с Лейфом помахали им.

В кузове грузовика у нас имелся ящик со сливовицей. Мне поначалу не нравилось это спиртное, но пришлось изменить вкус. Поездка на север по дороге «арктический маршрут» заняла несколько суток, и все это время я старался не напиваться. Получилась отличная поездка в кузове грузовика в осеннюю непогоду.

Поселок Ивало – это узловой пункт к югу от озера Инари. Оказалось, что мы вовсе не едем в Норвегию. Мы ехали дальше полярным маршрутом вдоль реки Пасвикэльва до Сальмиярви. В один пасмурный день мы остановились на отдых в покинутом шахтерском городе Колосйоки (по-русски Никель). Мы отдохнули, но получили очень мало еды. Тут мы поняли, что дело серьезное. Мы вспомнили, что лучше иметь пустой желудок, если будешь ранен в живот.

Вечером мы поехали на восток по горной дороге. Сойдя с машин, мы построились на горе. Командир взвода сообщил нам, что ночью мы идем в атаку. Немецкая дивизия оказалась окруженной русскими, и наш стрелковый батальон должен пробиться и разблокировать ее. Мне это показалось абсурдом.

Стоял туман, и моросил дождь. Начало смеркаться.

Каждому бойцу надо было нести большую ношу. На мою долю выпали два ящика мин, кроме обычного снаряжения. По этой причине мы не могли двигаться бесшумно, как следовало бы. Все эти трудности вызывали тихие мольбы.

Мы спустились в зону карликовой горной березы. Я помню осенний вечер, тихие ругательства, позвякивание кастрюль и оружия. Помню наши старания и безнадежные усилия в темноте все делать тихо. По телу пробегала дрожь – скоро все начнется.

Наше отделение заняло позицию около дороги. Был установлен миномет и приготовлены боеприпасы. Нас с Лейфом поставили в охранение. Началась стрельба, но только из легкого оружия, пулеметные очереди.