Николай Дмитриев - На торный путь

Обеспечив таким образом армию, фельдмаршал Миних продолжил поход на Бахчисарай и сейчас, перебирая в памяти, как всё было, следил за прохождением войск. Внезапно его внимание привлекла некая задержка, происшедшая впереди. Миних присмотрелся и увидел, что с той стороны, против хода, к нему скачет всадник. Это был Манштейн. Отличившийся при штурме Перекопа капитан теперь постоянно был при Минихе, исполняя разные поручения фельдмаршала, и, похоже, уже спешил с докладом о продвижении авангарда.

Едва подъехав, капитан осадил коня и радостно сообщил:

– Ваше высокопревосходительство, виктория!

Генерал-майор Лесли был направлен влево от армии, шедшей вдоль Чёрного моря, чтобы выбить татар из селений и обезопасить фланг. Похоже, там случилась удача, и Миних, чувствуя, как охватившая было его злость отступает, коротко бросил:

– Докладывай!

– Генерал Лесли упредил татар. – Манштейн сдержал плясавшего под ним коня и закончил: – Татары поначалу крепко бились, но их вынудили бежать.

– Это всё? – недовольный краткостью сказанного, спросил Миних.

– Нет, – капитан, поняв своё упущение, поспешил добавить: – Пленные показали: хан ждёт прибытия семи тысяч турок, которых ему должны выслать с кораблей капудан-паши, пришедших в Кафскую гавань.

– Добро. – Услышанная новость обрадовала Миниха, и он поинтересовался: – А впереди что?

– По дороге изобилие фуража и воды. – Капитан улыбнулся. – Татары вроде как попались на нашу хитрость.

Уходя из Гезлёва, фельдмаршал велел распустить слух, что он якобы возвращается в Перекоп, и, похоже, татары будут разорять именно ту дорогу. Так это или нет, проверять нужды не было, впереди Миниха ждала ханская столица, и он, молча кивнув, тронул коня.

На подходе к Бахчисараю татар не оказалось, и фельдмаршал остановил колонну. Вскоре ему сообщили, что ущелье, ведущее к ханской столице, свободно, но татары, заняв удобные позиции на возвышенностях, ждут появления русских.

И тогда фельдмаршал решил снова пойти на хитрость, разделив армию на две части. Четверть войска во главе с генералом Шпигелем осталась охранять обоз, а сам Миних, дождавшись темноты, налегке скрытно провёл своих солдат ущельем и утром, неожиданно для неприятеля, без боя вышел к Бахчисараю. Татары с яростью напали на русских, сбили донских казаков и оттеснили пехотный полк, захватив при этом пушку. Миних выслал на подмогу генерала Лесли с пятью полками и артиллерией. Татары, опять-таки не выдержав пушечного огня, бежали, бросив взятое ими орудие.

Убедившись, что угрозы со стороны хана нет, фельдмаршал двинул часть армии на Бахчисарай. Однако боя не случилось, татары, а заодно и все обыватели сбежали, оставив город на разграбление. Правда, в то же время татары напали на оставленный позади отряд генерала Шпигеля, но тот, окружив свой лагерь телегами, приказал палить из-за этого временного укрытия, в результате чего нападавшие были отброшены. После окончательного ухода татар армия вновь соединилась, став лагерем на реке Альма, а сам Миних, сопровождаемый эскортом, проехал в Бахчисарай.

Встретивший его там Манштейн доложил, что, хотя город пуст, как и в Гезлёве, добыча хороша, вот только ханский дворец – несколько больших и красивых домов – обращён в пепел, на что Миних только насмешливо усмехнулся, заметив:

– Полагаю, мои солдаты и так довольны.

– А чего им не быть довольными, коли победа одержана? – Манштейн тоже улыбнулся. – Ханскую столицу без боя взяли, и все солдаты знают, за доблесть офицерский шарф получить можно.

– Это ты о чём? – Поняв, что капитан об этом говорит неспроста, Миних в упор посмотрел на Манштейна.

– Я про солдата Михайлова, который на Перекопский вал первым вышел, – согнав улыбку с лица, напомнил капитан.

– Ну так что, ты прямо говори. – Фельдмаршал нахмурился.

– Солдат Михайлов вовсе не Михайлов. На самом деле он из рода Долгоруких. Государыня велела его пожизненно в солдатском звании содержать, – кратко изложил суть дела Манштейн.

Миних знал, что князья Долгорукие, как и все верховники, были в жесточайшей опале, но фельдмаршал решил держать слово и потому жёстко сказал:

– Это моё дело, – а затем, обрывая ненужный разговор, деловито спросил: – Генералы здесь?

– Так, ваше высокопревосходительство, здесь, – поспешил ответить Манштейн и, сообразив, что угодил впросак, пождал губы.

Генералы ждали Миниха в ханском саду возле устроенного тут фонтана. Капли воды, словно отсчитывая время, мерно падали в мраморную чашу. Какое-то время фельдмаршал следил за их парением и только потом обратился к генералам:

– Полагаю, следует идти на Кафу… Что скажете?

Генералы переглянулись, и первым высказался Магнус Бирон:

– Диверсия на Акмечеть ничего не дала. Город сожгли, но бывший там калга сбежал. Опять же удравший из плена грузин показывает: турки ушли в Кафу, а татары в горах укрылись.

Миних, посылавший отряд в Акмечеть, чтобы захватить пребывавшего там татарского военачальника, ничего не сказал и посмотрел на генерал-майора Лесли, а тот, поняв невысказанный вопрос, негромко заметил:

– Окрестности Кафы опустошены.

Было ясно: турки ждут нападения, и тогда генерал-поручик Измайлов решил высказаться прямо:

– В армии нашей убыль большая, к тому же от этой клятой жары солдаты ослабли и теперь еле ноги передвигают.

Миних окинул взглядом внимательно смотревших на него генералов и понял: поскольку на Кафу идти нельзя, надо возвращаться к Перекопу…

Начальник её величества собственной Тайной разыскных дел канцелярии генерал Ушаков стоял, опершись о бревенчатый парапет набережной, и смотрел на недавно одетые камнем равелины Петропавловской крепости, раскинувшейся на другом берегу Невы. Из-за стен бастионов, грозно ощетинившихся пушками, виднелись гребни крыш внутренних строений, увенчанные взвившимся высоко в небо посверкивающим на солнце шпилем собора. Левее, на Флажной башне Нарышкинского бастиона, полоскался уже поднятый по утреннему времени гюйс.

День обещал быть погожим, тянувший над водой ветерок освежал и вроде как располагал к созерцательности, но мысли начальника Тайной канцелярии, приученного за долгие годы службы, начатой ещё при государе Петре Алексеевиче, к порядку, были заняты другим. Хотя с той бурной декабрьской ночи прошло много времени, дело верховников ещё шло. Головина отправили на Соловки, а его сына сослали в Берёзов, Долгорукий топтал камеру Шлиссельбургского застенка, и только старик Голицын, коему было уже за семьдесят, пока оставался в своём имении Архангельском.

Однако раздумья генерала были прерваны. На бастионе за рекой прозвучал сигнальный выстрел, и Ушаков, оттолкнувшись от парапета, поспешил к пристани, так как дом, где разместилась Тайная канцелярия, после переезда из Москвы находился на территории крепости. Личный разъездной бот перевёз Ушакова через Неву, и генерал, пройдя через ворота, охраняемые караульными, направился к канцелярским палатам. Тут, встреченный у дверей адъютантом, он поднялся к себе и сел за рабочий стол. Обстановка здесь была конечно же не дворцовая, и только генеральское кресло лоснилось вытертыми до блеска кожаными подлокотниками.