Владислав Бахревский - Царская карусель. Война с Кутузовым

– Дима! – обрадовался Петр Андреевич, и тут его осенило. – Дима! Это я приношу несчастье,

– Кому? Где? На сим поле чести?! – Бибиков засмеялся.

– Ах, это не смешно. Валуев дал мне фуражку – и его ранило…

– Убило, – сказал Бибиков.

– А ты мне дал лошадь. И пожалуйста…

– Не смеши меня, князь! – Бибиков принялся нянчить свою искалеченную руку. – Мне больно смеяться.

Вяземский постоял, постоял и сел. Лошади не было. Найти Милорадовича невозможно. И Бибиков прав: не видя у себя под носом, не больно повоюешь, а очки исчезли. Должно быть, взрывом унесло, а может быть, и раньше потерялись.

– Скорее бы ночь!

– Вяземский! Полдень. Мы прожили на сем поле огромную жизнь, а солнце до зенита еще не добралось.

Они долго смотрели на белый шар солнца. На него можно было смотреть – через облако порохового дыма.

Маршал Ней снова просил подкреплений. Наполеон сказал присланному:

– Передайте маршалу. Я всё вижу. Я знаю: когда, кому, сколько.

К императору подошел Бертье.

– Сир! Русские мало того что отбили очередное наступление – они атакуют. Маршал Ней не в состоянии более удерживаться. Обход Жюно провалился. Теперь он послан на помощь Понятовскому. Сир! Настало время подкрепить Нея, если вы не хотите, чтобы его корпус был раздавлен и отброшен до сего места.

Наполеон кивнул и, приложась к зрительной трубе, смотрел на Курганную высоту. За Нея он был спокоен.

Сражение в очередной раз глохло, бешеное кипение угомонялось.

Гроза сверкала далеко слева, на Утицком кургане.

Кутузов тоже смотрел в трубу. Сердито передернул плечами.

– Насколько я понимаю, Понятовскому противостоит Тучков?

– Так точно! – подтвердил Паисий Кайсаров.

– Но Тучков определен мною быть в засаде. Ему не время… – Губы сжал презрительно, капризно, на лице удивительная детская обида. – Что за самовольство. Нерадивость непозволительнейшая.

Снова смотрел в зрительную трубу.

– Кайсаров, ты видишь? Наполеон разменял Понятовского на Тучкова. Здесь у неприятеля козырей не осталось.

Восемнадцать орудий Утицкого кургана щедро прореживали польские эскадроны. Тогда Наполеон выстроил атаку четырьмя уступами: Понятовский, пехота вестфальцев 8-го корпуса Жюно, полки из дивизии Нея и Даву и конные массы корпусов Нансути, Монбрёна, Латур-Мобура.

Вестфальцы выбили из леса егерей князя Шаховского.

Тучков, очутившись перед силами, чудовищно превосходящими – в его корпусе была всего одна дивизия, – поднял солдат на курган, занятый дивизией графа Строганова.

Утицкий холм превратился в огнедышащий вулкан, но Кутузов видел: еще натиск, и спасительная высота превратится в ловушку.

И вот уже Паисий Кайсаров опрометью скакал к Багговуту: часть корпуса без промедления необходимо повернуть и спасти Тучкова.

В бой введена дивизия генерал-лейтенанта Захара Олсуфьева. Флигель-адъютант, генерал от кавалерии Дмитрий Голицын бросил на две дивизии вестфальцев дивизию кирасир. Пехотные полки принца, генерал-лейтенанта Евгения Вюртембергского – Брестский, Рязанский, Минский, Кременчугский – насаживая вестфальцев на штыки, вернули лес. Восстановили линию обороны.

Кутузов дело поправил, Наполеон не согласился.

Утицкий курган атаковал конный корпус дивизионного генерала Себастиани, генерал заменил убитого Монбрёна, две пехотные дивизий Заиончика и Княжича, сорок орудий. Смертоносный огонь, штурм, и высота – опора русской позиции, закрывающая путь в тыл армии Багратиона – у поляков и французов.

Только трупы остаются недвижимыми. Успех неприятеля был минутный.

Тучков с гренадерами Павлоградского полка – в лоб, Строганов с гренадерскими полками Санкт-Петербургским, Екатеринославским, графа Аракчеева и лейб-гренадерами – справа, Олсуфьев с пехотными полками Белозерским и Вильманстрандским – в тыл. Курган взят, но Тучков ранен.

Доктор посмотрел – и безнадежное равнодушие было на лице его:

– Не выживет.

Командование взял на себя Олсуфьев, старший по званию. До прихода Багговута.

Багговут поднялся на холм, дюжий, тучный, веселый.

– Жарко у вас, ребята!

– Было холодно. Греемся около неприятеля! – радовались генеральскому настроению солдаты.

Прилетело ядро, попало в пушку, но отскочило.

– Не по калибру пришлось! – поддали смеху солдатушки.

– Утицкий курган наш! – доложили Кутузову. – Генерал Багговут поставил еще двенадцать орудий. Теперь на кургане тридцать.

– Полдень, – посмотрел на часы Кайсаров.

Сказал негромко, но все слышали.

– Передышка иссякает. – Главнокомандующий снял фуражку. Подозвал адъютантов. – Езжайте в Псарево. Все конные артиллерийские роты к флешам и к Семеновской. Скрытно!

Прискакал адъютант с Курганной высоты:

– Генерал-майора Кутайсова не нашли.

Кутузов перекрестился, приказал Милорадовичу перевести в центр корпус Остермана и 2-й кавалерийский. Послал за гвардейской артиллерией – пополнить Курганную батарею.

И вдруг спросил:

– А что ополчение?

– Стоит, – сказали адъютанты.

– Стоит и гибнет помалу! – Кутузов кивнул Щербинину: – Скачи, голубчик, к генерал-лейтенанту Маркову. Пусть пошлет команды собирать раненых.

Тотчас велел подать дрожки. Поехал на Большую Московскую дорогу. Вся Главная квартира за ним следом. Главнокомандующий провожал солдат, снятых с правого фланга для усиления левого центра.

– Солдатушки, с богом! – кричал Кутузов молодым, сильным голосом. – На ваших штыках избавление России.

– Побейте француза, богатыри!

– Богатыри! Имя ваше – Русь.

Богатыря кричали «Ура!». И были Русью, имея Бога в душе и Русскую землю в сердце.

Генерал Беннигсен лично повел одну из колонн, и с ним был штаб его. Братья Муравьевы видели среди всадников Мишу, а он их – нет. Весь в себе. Брови сдвинуты, рука на сабле. Личико заострившееся от затянувшегося голодного поста, от предстоящей схватки.

Кутузов представлял себе, какая непомерная тяжесть заключена в воле гения войны.

Решил раздавить неприятеля в лоб и, если не расшибется сам, – раздавит. В сей бесхитростности чудовищный замысел – сломать хребет России. Теперь и на все времена.

Кутузов сидел на своем стульчике, смотрел в себя. И заснул.

– Что, старче? Перехитрили мы с тобой Гогу и Магогу.

Михаил Илларионович сказал себе этакое в тонком сне, длившемся мгновение. Отдохнул от громады, лежащей на плечах без эполет.

Вокруг Курганной батарей, названной русскими батареей Раевского, французами – Большим люнетом, затевалось новое дело.

Пехота в лоб, кавалерия справа и слева. Целая конная бригада устремилась между пехотными каре и оказалась перед беззащитным с тыла люнетом. Тут бы и делу конец, но задние фасы пехотной дивизии развернулись, подпустили атакующих на расстояние убийственное и – залпами! Довершили разгром русские кирасиры.