Владислав Бахревский - Царская карусель. Война с Кутузовым

Сказал Кайсарову:

– О Петре Петровиче Коновницыне давно ничего не слышал.

Кайсаров понимал, о чем беспокоится главнокомандующий. Коновницын спас армию от разгрома, построил, поставил, отразил атаки, а его в благодарность отправили опять в дивизию. Знай свой шесток, генерал-лейтенант.

– Кайсаров, будь любезен, напиши приказ о назначении Петра Петровича командующим арьергардом. Дивный генерал! Истинная слава России. За всё, им сделанное в арьергардных делах, я представил его к Георгию 2-й степени, а за само Бородино, будь моя воля, к шпаге в алмазах присовокупил бы тысчонку душ.

Следующее письмо курьер повез снова Ростопчину.

«Сего дня было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощию Божиею русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель в весьма превосходных силах действовал против него. Завтра, надеюсь я, возлагаемое упование на Бога и на московскую святыню, с новыми силами с ним сразиться.

От Вашего сиятельства зависит доставить мне из войск, под началом Вашим состоящих, столько, сколько можно, будет».

Принесли кофе. Михаил Илларионович выпил чашечку неторопливо, то ли наслаждаясь ароматом, то ли вздремывая.

Поднялся, вышел из избы. Сел в дрожки, приказал везти себя на батарею.

Синева чистого неба быстро густела, над русскими батареями кудрявыми столбами дыбились дымы. Вспышки рвущихся ядер и гранат по всему фронту французов.

– Семь часов, – сказал главнокомандующему Паисий Кайсаров.

– Васильчиков мне надобен.

Не приказал, но Паисий знал: нужда первейшая, не терпящая никакой заминки.

Генерал-адъютант обер-егермейстера Васильчиков прибыл через четверть часа.

– На вас, Дмитрий Васильевич, у меня большая надежда, – сказал генералу Кутузов. – Потери в дивизии велики?

– 12-я прикрывала батарею Раевского. Пятисот человек не соберу.

– Возьмите егерей у Милорадовича. Дивизия ваша должна быть полноценной. Без промедления, пожалуйста, скорейшим образом, выдвинетесь в темноте перед Курганной высотой и смотрите за неприятелем, пресекая всяческие наступательные действия.

Михаил Илларионович обозревал поля битвы, сидя в дрожках. Смотрел и смотрел на громаду земли и ночи. Кашлянув, подошел Кайсаров.

– Ваше высокопревосходительство! Неприятель скрытно снимает войска с позиций, отходит.

– Страшно среди трупов! Страшно! – кивнул головою Михаил Илларионович и то ли вздохнул, то ли охнул. Тотчас распорядился, твердо, ясно: – Всею квартирой возвращаемся в Татариново. Брат мне ваш очень надобен. Начинается иная война.

– Семь часов. – Василий Перовский поднес часы к глазам Льва.

– Ты – упрямец, – в голосе старшего брата угадывалась улыбка.

Терешка умудрился сварить господам котелок кулеша – со шкварками! Вместо хлеба нашлась всего пара солдатских сухарей, но у кого, где? – добыл добытчик – самогонки.

Братья смотрели друг другу в глаза. Не улыбались. Без слезы, без чувства. Просто смотрели, видели – и это было чудо. Молча подняли кружки, ахнули.

Огнем опалило груди, но пламена тотчас превратились в тепло, тепло пошло в ноги, в руки.

Хлебали так, будто ничего слаще не было в их жизни. Да ведь он и был, кулеш тот, – жизнью выживших.

– Как в Почепе! – сказал Василий, отирая пот над верхнею губой.

Михаил Илларионович тоже наконец-то утолял голод. Его горничьи приготовили курицу. Но курица, подогреваемая несколько раз за день, подсохла.

Во время ужина от Барклая де Толли прибыл Вольцоген. Командующий 1-й армии сообщил свое мнение о невозможности продолжать битву, ибо войска левого фланга находятся – in grösster Erschöpfung und Zerüttung – в невероятно большом изнеможении и расстройстве.

Не посмел Барклай де Толли объявить Бородинское сражение проигранным. За Барклая постарались историки. Но сказана была истинная правда.

Ласковый, влюбляющий в себя собеседника, Кутузов взорвался:

– Мне известно, что произошло на поле Бородина. Я вижу ход событий как нельзя лучше: неприятель отражен по всем пунктам! – Встал и щелкнул каблуками: стало быть, свободны, стало быть, убирайтесь к самому черту!

Всё, что накопилось в душе больного и горького из-за проклятого немецкого педантизма, из-за немцев, облепивших царя, вырвалось наружу. Не спасло бесстрастие, привитое этикетом царского двора.

Разве не затея немцев – Дрисский лагерь! А кто изобрел теорию заманивания неприятеля в глубь страны?! У себя в неметчине проверять сию мудрость военной науки негде, что ни государство – карлик, а вот Россия – благодатная страна для экспериментов. Кто как не Барклай прошляпил Смоленск и, стало быть, – Москву.

Слезы кипели в сердце Кутузова, ибо это он даже себе не высказывал со дня беседы с государем…

– Я сыт, – сказал горничъим. Стол тотчас убрали. – Составим, господа, диспозицию войск для завтрашнего сражения.

Паисий Кайсаров положил перед собою лист бумаги и взялся за перо. План был прост: 2-й, 3-й, 4-й, 7-й, 8-й корпуса под командованием генерала от инфантерии Милорадовича ночью скрытно должны сблизиться с противником, заняв все опорные пункты Бородинского поля, и прежде всего – Курганную высоту.

От деревни Горки на Бородино наносит удар 6-й корпус, 1-я и 2-я кирасирские дивизии, Московское ополчение.

Четырнадцать казачьих полков Платова, усиленные полками уланов корпуса Уварова и конной артиллерией, обойдя левый фланг французов, в районе Колоцкого монастыря громят тылы Наполеоновской армии.

Адъютанта Граббе Кутузов тотчас отправил объехать войска, чтоб все приготовились к сражению.

Паисий Кайсаров записал самый краткий приказ главнокомандующего по армии: «Завтра атакуем».

Генерал-квартирмейстер Толь со своими квартирьерами отбыл обследовать позиции, уяснить состояние корпусов и дивизий.

А Михаил Илларионович с глазу на глаз побеседовал с начальником типографии майором Андреем Кайсаровым. Уже утром военная типография распространила известия Главного штаба. Листовка получилась скупой на слова, но духом пространна:

«Отбитый по всем пунктам противник отступил в начале ночи, и мы остались хозяевами поля боя. На следующий день генерал Платов был послан для его преследования и нагнал его арьергард в 11 верстах от деревни Бородино».

Замысел нечаянно, но с намерением был выдан за осуществленное действие. Нечаянно потому, что опередил событие. Несостоявшееся, зато необычайно важное для поддержания духа армии и народа.

Работа, приготовляющая завтрашний ужасный для французов и для русских день, не замирала ни на мгновение. Солдаты, оставшиеся в живых, перемещались по Бородинскому полю и тотчас ложились спать, торопились даже в снах своих. Офицеры, посчитав, что у них осталось: солдат, зарядов, пуль, пороха, – догоняли во снах своих солдат.