Владислав Бахревский - Царская карусель. Война с Кутузовым

В Татаринове Александр обнял Николая и ускакал.

Муравьева 5-го Александр нашёл в доме отца. Слава Тебе, Богородица! Слава Тебе, Милующая!

Братец был в жару, в бреду. Послал за хирургом, за французом Жомаром.

Антонов огонь уже тронул кожу и мышцы ноги, но искусный хирург операцию сделал чудодейственную. Боли Миша испытывал жесточайшие, жар пожирал его. Тогда Муравьев 1-й пригласил профессора университета Матвея Яковлевича Myдрова и отправил с ним больного в Нижний Новгород, к отцу. Мишу, Муравьева 5-го, спасли. Хромоты не избежал.

Часы показывали половину второго ночи, когда Толь явился на доклад к Кутузову.

– По предварительному подсчёту, ваша светлость, 1-я армия потеряла более тридцати восьми тысяч. Убитыми – более девяти тысяч.

Сия была тайнейшая тайна русских войск.

– У нас остаётся шестьдесят тысяч. – Кутузов усадил Толя за свой стол. – Шестьдесят тысяч. Однако ж у неприятеля потери не меньше. Пусть у них убыль та же, что у нас. Значит, имеют те же шестьдесят, может быть, семьдесят тысяч. Но каков тыл у Наполеона?

Толь доложил:

– Корпус маршала Виктора стоит в Смоленске. Корпус в немалой части рассеян по занятым городам. Всего в корпусе до пятидесяти тысяч. В корпусе Ожеро не менее сорока тысяч. Ожеро оккупирует территорию между Вислой и Неманом. В Бобруйске дивизия Домбровского. В Вязьме или даже теперь в Гжатске – две дивизии, Луазона и Дюрютта. К сражению не успели. Но завтра-послезавтра будут. В обеих дивизиях около тридцати тысяч.

– А нас подкрепляют четырьмя тысячами.

– Французы потеряли более тридцати генералов, – сообщил Толь. – Казаки выкрали у французов офицера.

– Что у нас?

– Убито шесть генералов. Выбыло из строя по ранениям – двадцать три.

В счёте французских генералов, убитых, раненых, взятых в плен, Толь ошибался. Наполеон лишился сорока семи высших командиров. Среди них десятеро убиты, двое попали в плен.

Что же до потерь французской армии – Наполеон насчитал 6567 человек убитыми и 28 086 ранеными. Всего двадцать тысяч выбывших из французской армии насчитывают нынешние российские историки, из тех, что ненавидят Россию.

Считали потери и будут считать.

Ростопчин приводил цифру: 52 482 человека. Историки называют цифру 44 тысячи и 60 тысяч.

Счёт потерянной Наполеоном кавалерии более всего точен: шестнадцать тысяч. В чисто кавалерийских корпусах Мюрата, Монбрена, Груши, Латур-Мобура было двадцать три тысячи сабель. Были ещё кавалерийские дивизии в пехотных корпусах. У Даву – Жирардена, у Нея – Вельварта, у Евгения Богарне – Орнана, у Понятовского – Каминского. В дивизиях до полторы тысячи сабель. Историки приводят цифру – 57–58 процентов убыли.

Кутузов уже знал, чему быть завтра. И потом. Однако ж и он, цепляясь за чудо, подсчитывал, что осталось в резерве: 2-я конная рота донской артиллерии, 8-я и 44-я лёгкие роты. Малые потери понесли 1-я, 2-я, 3-я, 4-я и 32-я лёгкие роты, 7-я и 23-я батарейные артиллерийские, роты.

Михаил Илларионович долго держал в резерве гвардейский корпус Лаврова. Но пришлось и гвардейцам потрудиться на Бородинском поле. Из тринадцати тысяч три тысячи полегло.

Казаки Платова да уланы Уварова имели убыль совсем небольшую. Важно было знать, что у Наполеона в резерве. Из допросов пленных явствовало: в сражении не участвовала только Старая гвардия: дивизия генерала Кюриаля – 6120 человек при 32 орудиях – и гвардейская кавалерия маршала Бессьера – 4361 человек и 12 орудий.

Молодая гвардия – дивизии Клапареда и Роге в деле были, вестимо – потери имеют. В обеих этих дивизиях насчитывалось перед боями 6914 человек.

Так или иначе выходило: свежих войск у Наполеона тысяч десять.

Для разгрома и подавления русской армии – недостаточно, но ведь Луазон и Дюрютт где-то близко. Могут объявиться в решающий дело момент.

Господь хранил близорукого Вяземского в ужасный день Бородина. Его увидел в Татаринове, не ведающего, куда приткнуться, князь Фёдор Гагарин, шурин.

Князь служил адъютантом при Багратионе. Петра Андреевича накормили, напоили, положили спать. И очутился поручик Вяземский в комнате, где лежал раненый Багратион.

Ни стонов, ни просьб. Одно было доложено командующему легшей костьми и уже бессмертной 2-й армии.

– Бородинское дело – не проиграно.

С тем оба князя и заснули.

Поручик Василий Андреевич Жуковский, простоявши весь день в строю, уцелевший от ядер и пуль, в полночь наступал неведомо куда и почему.

Ополченцев поставили над оврагом. Овраг до краёв был заполнен севшим на землю пороховым дымом.

Далёкие огни французских биваков горели раскалёнными ядрами.

Разрешили спать. Легли. От земли шёл запах крови.

Забылись от усталости. Но – приказ, подъём, и пошли прочь от оврага, назад, и шли всю ночь. К Можайску.

Утром поручик Жуковский получил уведомление Главного штаба, что он командируется к губернатору Петру Ивановичу Яковлеву с приказом о скорейшем устроении в Орле лазаретов и мест для содержания пленных французов.

Езда у курьера получилась не курьерская. Василий Андреевич ехал со своим калмыком в повозке. Продирались сквозь невообразимую толчею по дороге к Москве. Шла армия, везли раненых, потом дорогу заняли идущие на помощь Кутузову подкреплении от Ростопчина. Сначала пришлось пропустить два полка. 4600 штыков – вот та сила, коей подкрепила Кутузова Москва. Впрочем, уже поблизости от Москвы встретили ещё полк – 2300 штыков. Пушками Ростопчин помог совсем никуда: послал батарею с понтонной ротой и ещё три конных артиллерийских роты. Шли обозы с продовольствием. Везли двадцать шесть тысяч снарядов, гнали полтысячи лошадей с хомутами, подменить насмерть выдохшихся.

Простои были томительны. На одном постоялом дворе попалась афишка Ростопчина:

«Слава тебе, российское победоносное христианское воинство! Честь государю нашему и матушке России. Слава вам, герои российские Толстой, Кожин, Голицын, Докторов, Волконский, Долгорукий. Вечная память, юноша храбрый, Голицын!»

Старая афишка. После Бородина – ужасно старая.

Василий Андреевич прикрывал глаза и тотчас распахивал, ибо являлись картины их стояния. Развороченные ядрами животы. Только что живые богатыри, и вот уже без обеих ног, жизнь, уходящая в землю, вместе с хлещущей из ран кровью.

Отныне Жуковский знал, сколько стоят честь и слава. Что они такое на самом деле. Что они такое – величие и терпенье народа. Ядра бьют, пули бьют – а ты стой. О, это стояние!

Пробудившись в третьем часу ночи, Наполеон продиктовал письмо супруге-императрице Марии-Луизе: «Мой добрый друг! Я пишу тебе на поле Бородинской битвы, я вчера разбил русских. Вся их армия в 120 тысяч человек была тут. Сражение было жаркое, в два часа пополудни победа была наша. Я взял у них несколько тысяч пленных и 60 пушек. Их потеря может быть исчислена в 30 тысяч человек. У меня много убитых и раненых».