Виктор Иутин - Кровавый скипетр

– Победил ты гордое и сильное басурманское царство, но при этом погибло немало и храброго христианского воинства, которое сражалось за православную веру, и у тех погибших осиротели жены и дети, и матери чад своих лишились, и все они в слезах и в скорбях пребывают, – продолжал Максим, – и лучше тебе сейчас их пожаловать и устроить, утешить их от скорбей и от бед, собрав их всех в своем царствующем граде, нежели обещания, данные не по разуму, исполнять. Не только святой Кирилл силен духом, но и все ранее рожденные праведники, души коих на небесах, предстоят ныне у Престола Господня и имеют всевидящие духовные очи, смотрящие с высоты, и все они молятся Христу за всех земных людей, особенно за кающихся в своих грехах и по своей воле отвращающихся от совершения беззаконий и обращающихся к Богу. А Бог и святые его не по месту молитвам нашим внимают, а по доброй нашей воле и желанию… [33] Отсюда и далее – цитата заимствована из сочинения А.М. Курбского «История о великом князе Московском».

Иоанн по-прежнему молчал. После короткой паузы Максим продолжил:

– И ежели послушаешь, здоров будешь и многолетен, с женой и отроком…

– Не сверну я с дороги обратно в Москву по твоему призыву, – ответил Иоанн холодно, – ждет нас святой Кирилл, ждет меня и сына моего. Ибо Бог узрит любовь мою, и снизойдет его благословение на меня, как чистый свет…

Взгляд старца вдруг стал тяжелым, пронзающим. Глядел он исподлобья на Иоанна и сказал ему:

– Ежели не послушаешь меня, советующего тебе по Богу, и забудешь кровь мучеников, погибших от поганых за правоверие, и презришь слезы их сирот и вдовиц, и поедешь, ведомый упрямством, то знай: сын твой умрет и не возвратится оттуда живым, если послушаешь и возвратишься, будешь здоров и сам, и сын твой!

Стиснув зубы, Иоанн резко развернулся и, растолкав толпившихся сзади него сопровождающих, стрелой вылетел из кельи. Не этого он ожидал от встречи с преподобным старцем! Смерть сына – то, чего он, потерявший двух дочерей, боялся больше всего! И как хватило дерзости говорить о том!

Курбский взял Адашева за рукав кафтана и шепнул на ухо:

– Следовало бы, наверное, государю послушать старца! Не стал бы преподобный уговаривать зря возвращаться в Москву!

– Государь! – Адашев ринулся к Иоанну, широким шагом идущему по коридору. – Видит Бог, не будем гневить Его, может, вернемся?

– Много всего правдивого наговорил старец! Реши, государь! – вторил взволнованно Мстиславский. Но царь не слушал их. Выйдя из монастыря, не остановился, не поклонился возвышающимся на куполах крестам, сел в возок к царице и велел:

– В Дмитров! Продолжаем путь!

Тяжело захлопнулась ветхая дверь, Максим остался в келье один. Долго глядел он так же злобно и холодно, словно перед ним по-прежнему стоял Иоанн. Лишь спустя немного времени он снова опустил глаза, перекрестился и произнес:

– Дьявол в душе государя, вижу, псы черные за спиной его стаей, а в руке его скипетр кровавый… Нет Господа с ним. И не будет уже…

«Каждому христианину следует знать, как по-божески жить в православной вере христианской…»

Сильвестр писал быстро и небрежно, низко нагнувшись к столу. Несколько огарков тускло освещали его небольшую горницу, где, по обыкновению, он работал и молился. Сейчас протопоп был занят великим трудом, описывая правила и нормы жизни общества. Объяснял автор, как следует любить Бога, государя, как женам и детям чтить мужей, а мужьям – как семью в узде держать, повествовал, как и что подавать на стол, как вести себя в храме, как молиться, причащаться, обращаться к священнослужителям, как наставлять слуг, как шить, одеваться, обустраивать жилище и хозяйство. Иными словами, Писание касалось всего того, из чего состояла жизнь русских людей.

Конечно, Сильвестр не сам устанавливал все эти правила – он собирал воедино небольшие сборники, появившиеся в прошлом столетии в тогда еще непокоренной Новгородской земле. Как Русское государство собралось воедино, так и составлен Стоглав – объединенный свод церковных правил, так и в своих «Великих Четьи Минеях» Макарий собрал все существующие на Руси книги, теперь же создавался «Домострой». Вернее, полное название гласило так: «Книга, называемая „Домострой“, содержащая в себе полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину, мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам». Думал ли старец о том, что по создаваемому им труду русское общество будет жить еще несколько веков, а некоторые правила и нормы сохранятся и более чем на полтысячелетия.

Слуга робко постучал в дверь, Сильвестр встрепенулся и раздраженно отставил письменные приборы – старик нервничал, когда его отвлекали от работы.

– Симеон прибыл, – склонив голову, доложил слуга.

Сильвестр сразу почуял неладное, когда к нему пожаловал сей служитель Благовещенского собора.

– Зови, – с подавленным вздохом повелел Сильвестр, откладывая стопку рукописей.

И когда перед ним уже стоял этот полноватый священник с маленькими бегающими глазками, протопоп убедился в своих догадках. К груди Симеон прижимал книгу в потрепанном кожаном переплете.

– Ко мне на исповедь приходил сын боярский Матвей Башкин… Задавал мне вопросы недоуменные, требует от меня поучения, порою сам меня поучает…

Сильвестр нахмурился. Ему было знакомо это имя – об этом человеке уже ходили недобрые слухи о том, что он еретик. И Симеон поведал Сильвестру о суждениях Башкина, в которых сын боярский сомневался в правильности изложений евангельских книг, называл Священные Писания басней, не признавал святую Церковь, отрицал иконы, считал Иисуса не равным Господу, Отцу Его, а хлеб и вино – не плотью и кровью Спасителя. Далее Симеон раскрыл на столе принесенную им книгу – это был «Апостол», рукописный, созданный, видимо, в конце прошлого века. Воском были выделены некоторые строчки, мол, Башкин подчеркнул неверные для него суждения.

– А затем, когда пришел он ко мне во двор, поведал, что отпустил всех холопов своих, – продолжал Симеон, вытирая крупные капли пота со лба, – грамоты их изодрал и сказал, припомнив Писание, что весь закон заключается в словах – возлюби искреннего своего, как сам себя, а мы, мол, рабов держим, хотя Христос всех братиею называл.

«А вот это уже не к добру», – тут же подумал помрачневший Сильвестр. Все это очень походило на лютеранские взгляды, так опасные для устоев русского общества и государства. Необходимо дождаться государя и доложить ему об этом. Так незаметно на Русскую землю пробралась новая ересь.

Не только по земле шел государев поезд – порой пересаживались на струги и плыли вверх по рекам, посещая каждый монастырь, стоявший на пути. Все это время Иоанн терзал себя мыслями о всеобщем предательстве. Всюду ложь, отсутствие верности. Даже самые близкие могут предать! И бояре вновь силятся делать все по-своему. Вот что заставило его покинуть столицу! Он, обессиленный и разбитый, искал утешение в Церкви, подальше от ненавистного ему двора.