Герберт Рид - Зеленое дитя

Мы подъехали к дому слева от собора и, миновав охрану, въехали во двор; там мы спешились и оставили лошадей под присмотром генеральского конюха. Был час сиесты, вокруг никого. Я уже говорил, что с этого двора можно было через дверь попасть в собор. Ею мы и воспользовались. В соборе было темно: в нос ударил запах затхлости и сырости. Я не ошибся: везде виднелись следы запустения. Крыша собора кое-где прохудилась, и сквозь дыры синело небо; давно не подновлявшиеся стены местами позеленели. Карнизы, колонны и даже изваяния святых, застывших в скорбных позах, покрывал толстый слой птичьего помета. Алтарная часть была ободрана: похоже, ею давно не пользовались, и только в соборных приделах горели свечи да редкие старухи молились там и сям, стоя на коленях.

Генерал пояснил, что специально в честь праздника освящения десятины алтарь собираются отремонтировать. В соборе ожидают большое скопление прихожан: женщины будут стоять по одну сторону, мужчины — по другую, между ними — проход. Процессия будет двигаться по проходу в такой последовательности: сначала епископ и священники, хористы, послушники и невинные девы с муляжами фруктов в руках. За ними — диктатор, его окружение, офицеры, судьи и присяжные. Все они займут места в первых рядах. Затем последует церемония освящения десятины. После этого процессия перегруппируется: священнослужители проследуют в ризницу, а светская власть в лице военных и их приближенных выйдет через западное крыло по ступенькам на площадь. Там диктатор проведет смотр своей миниатюрной армии, устроив парад Стоя на нижней ступеньке лестницы, он будет приветствовать подразделения, торжественным маршем направляющиеся к казармам. Последним площадь покинет диктатор. Чуть позже на этой естественной арене устроят нечто вроде спортивных состязаний: sortija [48]и бой быков, — правда, не настоящую испанскую корриду, а так, потасовку между необученными индейскими toreros [49]и ленивыми быками.

Итак, я все выспросил у генерала о ходе праздника. Стоя на нижней ступеньке соборной лестницы, в том самом месте, где пять дней спустя будет возвышаться фигура диктатора, я сказал себе: «Первое правило диктатора — никогда не появляйся на людях пешим; второе правило диктатора — никогда не иди замыкающим».

На этом осмотр достопримечательностей был окончен: мы и так задержались, нас могли заметить, и поэтому, закупив все необходимое, мы спешно покинули еще сонный город, когда уже начало вечереть. Ехали молча, обдумывая отчаянный шаг, неотвратимо приближавший нас к развязке.

В голове у меня медленно выстраивался новый план: мне мерещилось, что всему происходящему можно и должно придать фантастичность естественного хода событий. Люди настолько неуклюжи и прямолинейны в осуществлении задуманного: нож, пуля, яд — вот и весь нехитрый джентльменский набор. Между намерением и актом насилия нет пространства или, если хотите, зазора для игры воображения. То ли дело древние! Решив лишить жизни Эсхила, боги-олимпийцы пустили в небо орла, несущего в когтях черепаху. Понятное дело: парить высоко в небе с такой ношей и тяжело, и неудобно. Черепаха выскользнула из когтей, устремилась камнем вниз и одним ударом раскроила череп старому поэту. В том же духе мне хотелось обставить и смерть диктатора.

Короче, осмотрев место действия, я задумал ввести убийство в сценарий праздничных мероприятий. На площади будет установлена полукруглая ограда, отделяющая зрителей от арены. На южной стороне площади специально для диктатора и его свиты устроят ложу. Пусть мне не доводилось самому видеть бой быков, но я хорошо представлял его по рассказам товарищей в Кадисе, и, соответственно, первой версией нового плана, который я предложил генералу Сантосу, был такой. Во время боя тореро вдруг погонит быка к диктаторской ложе, бык начнет кидаться на него, тореро вынужден будет укрыться в ложе, и, вместо того, чтоб поразить быка, всадит шпагу в диктатора. Генерал внимательно выслушал меня, похвалил за изобретательность и сделал несколько замечаний. По его сведениям, в Ронкадоре нет espada [50], владеющего искусством гнать быка в нужную сторону, и потом, на заключительном этапе suerte de matar [51]бык уже настолько оглушен и измотан, что он просто физически не сможет бросаться на тореро, заставляя его укрыться в ложе.

Я сразу же признал справедливость этих возражений и вспомнил о другом спортивном состязании в программе праздника. Это sortija — простое и невинное развлечение. На открытом месте устанавливается рама, похожая на дверную коробку, только она должна быть таких размеров, чтоб сквозь нее мог запросто проехать всадник на лошади. К верхней горизонтальной балке примерно посередине крепится кольцо на тонком шнуре. Всадник начинает разбег ярдов за двести до рамы, подлетает к ней на полном скаку и пытается поддеть кольцо острием кинжала или пики. Счастливчика зрители награждают овациями, а на празднике в Ронкадоре он по обычаю еще и должен объехать всю арену, приветствуя диктатора.

Итак, в центре площади, против соборной лестницы устанавливается рама. Всадники стоят с северной стороны, чтоб Диктатору вся площадь была видна, как на ладони, а сам он и его ложа располагались бы на прямой, по которой поскачут всадники. Когда начнется состязание, один из наездников в мгновение ока пришпорит коня, перемахнет через ограду и окажется перед куда менее подвижной мишенью, чем подвешенное кольцо. Когда публика опомнится, дело будет сделано.

Единственное недостающее звено — это смельчак, готовый рискнуть своей жизнью.

Поначалу генерал Сантос с недоверием отнесся к новому варианту плана, показавшемуся ему слишком мудреным, — сам он предпочитал открытую стрельбу. Я стал убеждать его, говоря, что такой стремительный и неожиданный поворот окажет на всех присутствующих колоссальное психологическое воздействие, и он постепенно проникся правотой моих суждений, и в конце концов горячо поддержал весь план. В то вечер мы обсудили все до мельчайших подробностей, постарались исключить любую возможную осечку и согласовали дальнейшие действия. Мы договорились, что сразу после развязки вооруженные люди из роты генерала займут казармы, собор и здание местной администрации. Здесь же, на площади, во всеуслышание будет провозглашена республика и роздано воззвание. Офицеров-испанцев возьмут под стражу, и любое сопротивление будет караться расстрелом.

Завершив обсуждение плана, мы начали действовать решительно и слаженно. На все приготовления у нас было ровно пять дней. Лично меня больше всего беспокоил вопрос об исполнителе, однако генерал уверил меня, что у него наготове несколько человек, которые с радостью станут орудием мести: каждого из них в свое время либо оскорбил, либо унизил диктатор. Генерала заботило другое текст воззвания! Но тут уж я вызвался его успокаивать, сказав, что берусь подготовить документ за двадцать четыре часа, причем постараюсь отразить в нем все классические установки демократического правления. Ведь основные принципы, заверил я генерала, давным-давно сформулированы Отцами Революции (это я так окрестил французских философов — Руссо, Рейналя [52]и Вольнея). Нам остается лишь приспособить эти универсальные законы к частному случаю, то есть к Ронкадору.