Роберт Лоу - Лев пробуждается

С той поры Брюсы и жили под сенью этого проклятия, и суждение юного Роберта, признался себе Уишарт, что оно совершенно подорвало мужество его отца, не так уж далеко от истины. Вряд ли удивительно, подумал Уишарт, когда ханжествующий попик, докучный обеденный гость, испортивший тебе аппетит, вдруг оказывается Малахией, помазанником Божьим, оделенным властью ангельской. Тут самое меньшее усомнишься в собственном везении. Что хуже, каждую больную корову, паршивую овцу и полегший хлеб относили на счет Проклятия, так что Брюсам то и дело приходилось усмирять угрюмых ропщущих простолюдинов.

— Я молился, — с укором провозгласил Роберт, и епископ, заморгав, потупил взор и взмахом длани велел настоятелю встать.

— Разумеется, — отвечал он, собрав всю свою жизнерадостность, — и вскорости я к тебе присоединюсь, попомни мои слова. Приор, ваша ризница прекрасно подойдет для тихой беседы.

Настоятель кивнул. Он не собирался молить о том, чего, как он понимал, желал весь клир — чтобы грабежам и мародерству положили конец, пообещав, что больше не будут убивать облаченных прелатов, — ибо когда епископ Глазго стоит в кольчужных рубахе, штанах и капюшоне, время для этого неподходящее. Палица, болтавшаяся на темляке у одного из бронированных кулаков, была единственным ироничным напоминанием, что он епископ Шотландской церкви и не смеет обращать клинок против кого бы то ни было — впрочем, похоже, ему отнюдь не возбраняется забить человека до смерти.

Поглядев на воинствующего епископа, Брюс подумал, что старика может хватить удар от такой уймы стеганых одеяний и металла в оную жару. А еще отметил про себя, что у Уишарта вымученный вид человека, неспособного справиться то ли с дурным запором, то ли с дурными новостями.

Последовав за едва волочащим ноги епископом в тесную жаркую ризницу, он с удивлением обнаружил там Уоллеса, сидевшего на единственной лавке, опершись на свой полуторный меч. Он даже не изобразил попытки встать с должным почтением, раздосадовав Брюса, о чем тот, впрочем, забыл, едва Уишарт раскрыл рот.

— Государи Перси и Клиффорд созвали силы и выступили через Дамфрис, — объявил Уишарт без предисловий. — Пятьдесят тысяч человек, или так мне поведали.

Уоллес даже не моргнул, но его кулаки крепче стиснулись на рукояти меча, и Брюс услышал, как кончик клинка вгрызся в каменный пол. Увидел сокрушенное лицо Уишарта и тотчас постиг суть дела.

— Вы рассчитывали, что времени будет больше, — обвиняющим тоном заявил он, и Уишарт угрюмо кивнул.

— До следующей весны, — проворчал епископ. — Эдуард далеко на юге с армией, которую хочет переправить во Фландрию, дабы сразиться с французами, к тому же он и подобные графьям Норфолку и Херефорду не в ладу из-за прав баронов и мыта на шерсть. Я и не помышлял, что войско будет готово до конца года, так что им придется переждать зиму и выступить весной. Я…

— Вы забыли про английских пограничных государей, — перебил Уоллес, устремив ледяной взор на раскрасневшееся, лоснящееся от пота лицо Уишарта. — Вы позабыли, что тень Длинноногого длинна, епископ, и подступает все ближе. И как такое допустил человек, слывущий, сказывал мне народ, архиплутом?

Уишарт с лязгом отмахнулся.

— Я не ожидал, что Перси или Клиффорд созовут войска, — проворчал он. — Думал, они поскаредничают, раз подымали столько шума из-за денег на французскую затею Эдуарда. Кроме того, Перси — внук де Варенна и не захочет, чтобы старый граф Суррейский выглядел дураком, правя Шотландией в звании вице-короля из своих владений в Англии.

Брюс с издевкой, грубо рассмеялся.

— Ну, добро, — тряхнул он головой. — В этом вы весь — строите козни и возглашаете с каждой кафедры, что сие есть королевство, государство, отдельное от Англии, со своим собственным королем — да настолько, сдается мне, что напрочь потеряли представление, как мыслят англичане.

— Что ж, вам ли не ведать, — ответил Уоллес подавленно, да и в улыбке Брюса не было ни намека на веселье.

— Перси и Клиффорду не по нраву заморские войны Эдуарда, — с горечью сказал Брюс. — Но это война не заморская. Эдуард считает эти земли не другим государством, а частью своего собственного, так что Перси и Клиффорду не отвертеться от сбора войск для подавления внутреннего мятежа, кем бы ни выглядел при этом дедуля де Варенн. Поступить супротив — измена. Кроме того, Эдуард придет, и никто из его государей на севере не пожелает предстать перед ним, не предприняв что-нибудь. Даже графу Суррейскому придется оторвать от места свою де-варенскую задницу и заплатить солдатам снова.

Уишарт скорбно потупился к полу, потом выпрямился, шумно выпустил воздух между мясистых губ и кивнул:

— Истинно, достаточно верно. Сие было недооценкой. Теперь придется с этим разбираться.

— Разбираться с этим?! — взревел Брюс. — И как же с этим управиться, по-вашему? Пусть даже у ваших шпионов в глазах троилось, смахивает на то, что англичан слишком уж много. Пятой части от пятидесяти тысяч будет довольно, ибо все, что я видел, ничуть не убеждает меня, что сей сброд под предводительством Уоллеса выстоит против них в чистом поле.

Он оборвал речь, тяжело дыша, а потом мрачно кивнул Уоллесу:

— Без обид.

— Какие обиды, — неожиданно весело откликнулся тот. — На сей счет вы правы, это уж наверняка — мои люди лучше бьются средь холмов и лесов, государи мои. Туда-то мы и отправимся.

На лице Уишарта было написано желание запротестовать, и Брюс ощутил острый приступ гнева на самонадеянность Уоллеса, готового вскочить и выйти, даже не раскланявшись, но, сглотнув желчь, угрюмо кивнул:

— Быть посему, но вы должны уйти с теми людьми, что у вас есть, и теми, кто свободен от обязательств передо мной и прочими дворянами.

Уоллес с прищуром уставился на Брюса из-под насупленных бровей.

— А вы, государь Каррик?

— Я подниму Дуглас, епископа и остальных, и мы окажем сопротивление, как сможем, из наших крепостей. Англичанам придется иметь дело с нами, и это выиграет для вас время, дабы учинить разгром.

Уоллес посмотрел на Брюса долгим-долгим взглядом, а после неспешно кивнул.

— Длинноногий идет. Это вам дорого обойдется, — произнес он, переводя взгляд с Уишарта на Брюса и обратно.

— За благородное дело, — провозгласил Уишарт, и Уоллес, пожав обоим руки запястье к запястью, вышел бесшумно, как призрак, несмотря на свои внушительные габариты.

Оставшимся вдруг показалось, что комната стала вдвое просторнее. С минуту они хранили молчание, а потом Уишарт деликатно кашлянул.

— А истина? — требовательно вопросил он. Брюс окинул его холодным взором.

— Цель моего присоединения к сему провалившемуся предприятию уже достигнута, — с напором отчеканил он. — Каменщик похоронен сызнова.