Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

Немецкая часть в несколько сотен человек вошла в деревню. Эти люди проделали долгий путь и наконец достигли своей цели – за Портовой улицей был только океан. Несмотря на опустевшие улицы, залитый солнцем Сен-Дени должен был выглядеть гостеприимно. Солдаты пришли сюда на отдых, словно бы предваряющий празднование окончательной победы. Немцы быстро шли в сторону отеля “Веселое солнце”, что находился на Портовой улице в двух кварталах от нас. Им предстояло разместиться в этом длинном здании, пустовавшем с самого начала войны. Шесть или семь групп по двадцать человек в каждой прошли, весело горланя строевую песню, слова которой были начисто лишены какого бы то ни было смысла:

На них были серо-зеленая форма и черные кожаные ботинки. Оружие – пистолеты, ружья, автоматы – было черного цвета , смазано масломи начищено до блеска. Все они были высокие, светловолосые и очень молодые.

Впереди проехали двенадцать мотоциклистов в стальных шлемах и с автоматами на ремнях. Оконные стекла в старых олеронских домах дребезжали от грохота моторов.

За пешими солдатами медленно следовали несколько грузовиков, в которых сидели солдаты постарше. За грузовиками шли лошади, тянувшие тяжелые пушки. Это шествие, длившееся около часа, замыкала еще одна группа мотоциклистов – точно грохочущие дьяволы в шлемах.

У немцев все было черного или серо-зеленого цвета, даже камуфляжный брезент на грузовиках походил на черно-зеленых зебр. На улице поднялась пыль, а едкий запах бензина, кожи и конского навоза проник даже в наш дом и никак не выветривался. Еще не осела пыль, как мимо нас прогрохотали черные машины. По улице между мэрией и гостиницей туда-сюда беспрестанно забегали солдаты.

В сумерках опять появился глашатай и прочел первый из бессчетного количества приказов, которые отныне будут определять нашу жизнь. С девяти часов вечера до шести часов утра объявляется комендантский час. Все, кто появится на улице в это время, будут расстреляны немецкими патрулями без предупреждения. Населению следовало также помнить, что оккупантов не нужно бояться при условии, если все будут соблюдать правила и вести себя дисциплинированно.

Немецкое присутствие растеклось далеко за пределы Портовой улицы, деревянных бунгало и дансинга отеля “Веселое солнце”. Каждый день они забирали всё новые дома под жилье или конюшни. В Сен-Дени было много пустовавших сараев и летних домов, владельцы которых не смогли в этом году сюда приехать.

Как только немцы устраивались в каком-нибудь доме, выселить их оттуда было невозможно, даже если владелец сам находился здесь. Поскольку они были весьма предприимчивы и заботились о своем личном комфорте, то принялись таскать мебель из одних домов в другие. Вообще-то грабить было запрещено, но в садах у некоторых офицеров можно было заметить подозрительные ящики.

Особенно немцам приглянулись окруженные зеленью виллы на обеих сторонах Портовой улицы – живое воплощение главной мечты многих скромных французских семей. Одни обитатели Сен-Дени, такие как Мартены или наш сосед полковник Мерль, были олеронцами далеко не в первом поколении и продолжали с любовью содержать свои старые фермы как летние дома. Другие приехали не так давно, но строили свои виллы вдоль кромки пляжа с не меньшей любовью. Над входной дверью вешали эмалированную табличку, украшенную веточкой мимозы или букетиком анютиных глазок, на которой было написано название виллы – “Моя мечта” или “Мое желание”.

Улица кишела солдатами. Они бегали туда-сюда, потрясая всем знакомыми предметами, символизировавшими наведение чистоты и порядка, – вениками, метелками для смахивания пыли, приспособлениями в форме кренделя с ручкой, предназначенными для выбивания ковров. Они суетились, переставляли кровати, вешали занавески, украшали занятые ими дома внутри и снаружи портретами Гитлера и нацистскими лозунгами, написанными готическим шрифтом на кусках материи или просто на стенах.

Немецкая столовая расположилась в отеле “Веселое солнце”, но запахи стряпни долетали и до нашего дома. Отель был обильно украшен нацистскими флагами, а на окнах появились ящики с цветущей красной геранью. Где немцы их взяли? Уж точно не в Сен-Дени. Обитатели нашей деревни, как и все островитяне в мире, были любителями экзотических растений, которые олеронские моряки привозили издалека. За ними бережно ухаживали и делились отростками с соседями. Росли они в самых невероятных кадках и мисках, но только не в терракотовых горшках, которые продавались в магазинах. “У этой красной герани такой простецкий вид!” – однажды заявила Рене Мартен, когда мы проходили мимо отеля. Во всех прочих проявлениях немцы ее не интересовали. По крайней мере, мы с ней никогда не разговаривали о войне – хотя мои родители и считали, что Мартены настроены скорее проанглийски, чем пронемецки.

Сразу по прибытии немцы наняли одну из беженок, приехавшую из Эльзаса, переводчицей для общения с французскими властями. Это была совсем молоденькая девушка, лет восемнадцати – девятнадцати, ее звали Роза. Она была из еврейской семьи, как и большинство эльзасцев, приехавших на Олерон.

Под комендатуру немцы реквизировали единственную современную виллу по соседству с мэрией. Вилла называлась “Адриана”; говорили, что там есть телефон и туалеты в доме. Деревянными балконами и ярко-синей каймой выступающей крыши она слегка напоминала альпийские шале.

Немецкие мотоциклисты подлетали к вилле, не снижая скорости, и грохот их моторов вызывал страшный переполох среди соседских кур. Из решетчатых ворот то и дело выезжали курьеры на велосипедах. Время от времени перед решеткой останавливалась черная машина, оттуда вылезали высокопоставленные военные, проходили в дом, а потом возвращались, стуча сапогами. В воздухе стоял стрекот пишущих машинок.

Некоторые жители Сен-Дени считали, что немецкий комендант Сен-Дени полковник Шмидт – человек “чрезвычайно достойный и учтивый”. Эта часть местного общества, в которую в том числе входили Буррады и господин кюре, открыто высказывала свои симпатии, вознося похвалы немцам всюду, где их могли услышать, – на выходе с мессы или в магазине. Мы не были знакомы ни с кем из этой группы “коллаборационистов”, но их разговоры пересказывали Чернушкам, когда они ходили в деревню за покупками.

После появления немцев Клара решила больше не выходить из дома. Она была очень подавлена. “Немцы смотрят на меня с подозрением, как будто знают, что я антифашистка”. Однако немцы вели себя по отношению к мирному населению вполне дружелюбно, и Клара довольно скоро все-таки начала опять выходить. Она часто ходила в гости к семье Калита. От них она узнавала, что происходит в среде офицеров, кто в каком чине и какую репутацию имеет среди сослуживцев.