Ольга Андреева-Карлайл - Остров на всю жизнь. Воспоминания детства. Олерон во время нацистской оккупации [litres]

В те времена мы жили слухами. От четы Калита Клара приносила самые невероятные новости – о текущих военных операциях, о якобы идущих тайных переговорах между Великобританией и Германией, о вероятном вступлении Соединенных Штатов в войну на стороне Германии. Калита, говорившие по-немецки, завязали знакомства с наиболее цивилизованными офицерами, расквартированными в окрестных домах. Многие в Сен-Дени относились к ним сдержанно, но Клара убеждала всех, что они не коллаборационисты, а просто обычные русские эмигранты, враги большевиков.

В первое воскресенье после появления немцев господин кюре произнес страстную антианглийскую проповедь: Бог на стороне немцев, на стороне справедливости. Вскоре после этого мадемуазель Шарль, встретив бабушку на улице, прямо сказала, что наш кюре ее глубоко шокировал. Он прибыл в Сен-Дени совсем недавно, его предшественник ушел на пенсию, так как был уже стар, но, к счастью, продолжал оставаться ее духовником. Многие годы наша хозяйка управляла приходом, решая, как должна быть украшена церковь по праздникам, или отбирая детей в церковный хор. Вначале кюре с этим мирился, но теперь в Сен-Дени подул иной ветер. Новый священник, дюжий и краснолицый, разъезжавший по деревне на черном дамском велосипеде и тепло приветствовавший немцев в церкви, считал, что время мадемуазель Шарль прошло.

В августе с интервалом в несколько дней пришли два письма: оба мои дяди были живы. Ариадну лаконично уведомили о том, что Володя серьезно ранен и направляется в лагерь для военнопленных где-то в Германии. Французское командование наградило его Военным крестом за мужество. Через несколько месяцев Ариадне удалось установить с ним контакт при помощи официальных почтовых открыток. Позже ей все-таки разрешили посылать ему обычные письма и время от времени даже посылки с едой и одеждой. В шталаге [37], где он находился в заключении, Володя и его товарищи по несчастью строили автобан где-то возле Потсдама.

Другого моего дядю, Даниила, демобилизовали, и он находился на лечении в госпитале около Биаррица, в свободной зоне [38] В действительности Биарриц и Страна басков были оккупированы. ( Примеч. фр. ред. ) . В июне он был ранен где-то в Эльзасе. В течение многих дней он с группой сослуживцев, уцелевших в жестоких боях у Суассона, пробирался на запад, уходя от немецкого окружения. Его ранило в ногу, когда он собирал вишни в чьем-то саду на отшибе (ногу ему спасла лежавшая в кармане монетка в десять франков, от которой отрикошетила пуля). К тому моменту они все были отчаянно голодны, но заходить в деревни боялись, чтобы не попасть в плен к немцам.

Даниилу повезло – его спасли французские монахини, которые посадили его в санитарный поезд, идущий на юг – туда, где потом будет образована свободная зона. Теперь он собирался вернуться в Париж, чтобы найти работу и выслать нам денег.

Денег у нас и правда почти не осталось. Отец искал работу в Сен-Дени, и хотя в поле всегда были нужны рабочие руки, крестьяне не очень-то хотели нанимать парижанина. “Парижане работать не умеют”, – говорили они моему отцу, дружески улыбаясь и предлагая стакан вина. На острове все были уверены, что добрый Маршал вернет военнопленных, когда настанет пора собирать виноград.

Даниил решил, что Наташе и детям будет лучше остаться с нами в Сен-Дени. Считалось, что жить в Париже будет очень трудно.

В Сен-Дени наша жизнь потихоньку пришла в соответствие с ритмом, который диктовала оккупация. Почти каждый день на закате глашатай переезжал на велосипеде от перекрестка к перекрестку, бил в барабан и зачитывал новые приказы немецкой администрации. Они были очень длинные и подробные – немцы ничего не пускали на самотек. Гражданским запрещается пользоваться лодками и автомобилями. На континент ездить тоже запрещено, кроме случаев крайней необходимости и только с пропуском, выданным немецкой комендатурой, – ведь Олерон находится в прибрежной зоне, которая должна быть укреплена в свете неизбежного столкновения с Англией.

Приказы, затрагивавшие нашу повседневную жизнь, часто звучали угрожающе. Установили строжайший комендантский час. Слушать британское радио было категорически запрещено – под угрозой отправки в гестапо. Тем не менее в Сен-Дени немцы хотя бы не отдавали унизительных приказов, как, например, в Сен-Пьере, где, по слухам, крестьянам запретили носить кроликов за уши и кур за лапы, поскольку оккупанты посчитали это варварством!

К большому удовольствию островитян, у немцев было полно французских денег. В первую же неделю на острове они скупили все товары в сувенирном магазине рядом с нами. Маленькие парусники и почтовые открытки исчезли из продажи. Магазины в Сен-Дени были пусты, а с десяти часов утра в булочной уже не было хлеба. Несмотря на это, никто на Олероне не волновался – овощей и фруктов по-прежнему было вдоволь.

Также немцы начали скупать у местных жителей вино и коньяк в невероятных количествах. Эти сделки, полностью удовлетворявшие обе стороны, производились в основном на языке жестов и смеси ломаного немецкого и французского, больше похожей на детский лепет. Крестьяне, которые продавали немцам вино, утверждали, что делают это, чтобы “снизить их воинственность”. По воскресеньям вечером можно было видеть солдат, которые, пошатываясь, брели по Портовой улице. Малыши, сидевшие на стене, завороженно смотрели на них. Иногда компанию солдатам составляли девушки, которых в деревне презрительно называли les horizontales [39] Досл. “горизонталь” ( фр .) – нечто вроде оскорбительного прозвища, означавшее “подстилка”. .

Однажды днем бабушка повела Клару в Шере, чтобы представить ее мадам Лютен и мадам Дюваль. В последнюю минуту, когда выяснилось, что Поль с ними не пойдет, она согласилась взять с собой меня. Пойти куда-то вместе с Кларой было уже здорово, а кроме того, я, конечно, отчаянно надеялась, что Жюльен будет дома. В тот день воздух был кристально прозрачным, как бывает, когда лето подходит к концу. Я вспомнила наше с бабушкой прошлогоднее путешествие по этой же дороге. Как и тогда, наш путь лежал среди все тех же виноградников, но сейчас ягоды были еще зеленые и твердые, как изумруды.

Бабушка и Клара обсуждали план Чернушек устроиться работать на сборе винограда. Они искали тех, кто сможет платить за работу пшеницей и картошкой. Предсказание жандарма начало сбываться: “На Олероне вам камни есть придется!” С каждым днем купить продукты на острове становилось все труднее. К счастью, отцу удалось наняться на сбор винограда к семье Мишо в деревню Ютт, на хутор у Дикого берега. Мишо согласились платить ему половину деньгами, а половину – картошкой и, кроме того, давать по две бутылки вина за день работы.