Слава Телегин - Большая Книга. Том 1. Имперский сирота [litres самиздат]

Разумеется, он знал уже про Т-34, кое-что слышал про Демидовых, но связать все эти знания с соверешенно неприметным городом, сплошь состоящим из кирпичных и панельных коробок его эрудиция пока не могла. Демидовские доменные печи в его воображении должны были находиться рядом с какой-нибудь медной горой из сказки Бажова, а на родине Т-34 посреди городской площади должен был быть, наверное, установлен монумент, как, например, памятник 28 героям-панфиловцам в Алма-Ате, только побогаче, ведь именно этот танк был, наряду с «Катюшей» и Ил-2 главным оружием в Великой Отечественной. Уж в чем-чем, а в этом, благодаря рассказам Михаила Егоровича, Яс разбирался неплохо. Однако ни малахитовой горы, ни величественного памятника легендарному танку нигде видно не было. И поэтому Нижний Тагил остался в памяти только в виде огромной плетеной корзины тети Зои. А точнее, двумя, полными всяких соблазнительно выглядящих баночек и свертков. Одну из них Ясу доверили тащить до дачи, куда путешественники попали уже ближе к вечеру. Довольно долго они шагали от автобусной остановки до кромки леса по тропинке, идущей через огромное поле. А потом, когда они зашли в чащу бесконечного леса, Ясу открылась та самая сказка Бажова. И стало понятно благоговейное придыхание бабушки Наташи, когда она рассказывала ему об Урале.

Это был островок. Технически, наверное, его было бы правильнее назвать полуостровом, через перешеек которого вода одного довольно полноводного рукава речки Тагилки проложила небольшой ручей, но Яса такие нюансы в том возрасте не интересовали. На островок вел перекинутый через самое узкое место перешейка подвесной деревянный мостик, а в центре располагался красивый, слишком большой в его понимании для дачи, деревянный двухэтажный дом с высокой остроконечной крышей. Добавьте к этому крохотный причал справа от мостика и (о боже) привязанную к нему весельную лодку. И все это – посередине километров уральских вековых лесов.

Пока тетя Зоя возилась с замком входной двери в дом, Яс озирался по сторонам и впитывал детали. Июльское солнце на западе только дотронулось своим краем до макушек елей, поэтому лес выглядел так, как будто его подсветили мощными прожекторами – каждая иголка по силуэту была одета в янтарный пушистый ореол. В протоке, притаившись, сидела пара малахитовых жаб с таким причудливым орнаментом всех оттенков изумрудного на спине, что возникала полная иллюзия их рукотворности, причем из малахита самого высокого сорта. А еще в янтарном мягком солнце был прекрасно виден небесный балет самого невероятного размаха. Исполняла его целая армия всевозможнейших насекомых, и Яс с большим удовольствием стал разбивать на группы все эти летающие сонмы точно так же, как постановщик балета расставляет танцоров. Огромным глазастым стрекозам-вертолетам он приказал висеть строго над речкой, прямо над малахитовыми жабами, чтобы привнести в летучий балет немного драмы. Металлических, отшлифованных до яркого блеска рогатых жуков – к елям, любимых шелковых бабочек и мотыльков – разумеется вокруг себя, а комаров, мух и прочий гнус – в реку, на радость рыбе. Рыбу-то он уже знал, как ловить. «Кто-то из вас попадется мне на крючок, так что не думайте, что я…», – но домечтать эту мысль Яс не успел, потому что сзади мама внезапно прокричала ему прямо в ухо: «Яс, очнись, сколько можно тебя просить?» И голос тети Зои из дома «Яс, тащи корзину сюда, на кухню!»

Дачный дом (домиком его назвать у Яса не повернулся бы язык) был существенно больше, чем на даче в Алма-Ате у деды Миши, в два этажа, и, как мы уже знаем, полностью деревянный. В нем совсем по-другому и дышалось, и спалось, чем в их дачном алма-атинском, каркасно-камышитовом. Всего постоянных жильцов в чудо-тереме собралось шесть человек: тетя Зоя с бабушкой, мама с Элей, тети Зоиной дочкой, и он с Катей, которая была младше него на четыре года. Еще должен был приехать дядя Боря, тети Зоин муж, но пока его не было. Будешь на даче «среди девчонок один поросенок», – философски рассуждал Яс сам с собой, раскладывая вещи. Он, впрочем, не особо огорчился – в компании этих женщин Яс не испытывал никакого дискомфорта. К тому же спальное место ему выделили не на первом этаже и не на втором, а вообще на чердаке, в крохотной комнатке, куда помещалась только одна небольшая кровать. Это было просто роскошно, потому что в отличие от остальных у него была в распоряжении отдельная комната, да что там комната – весь этаж!

На чердак нужно было залазить по пристеночной лестнице, там было всего одно небольшое окошко, но зато и чердак, и лестница были, как из сказки про Питера Пена и его дом в дупле дерева, которую Яс прочитал как раз перед поездкой. Да еще посреди огромного леса! У самого Питера Пена не было такого. Яс сел на белый с мелкими васильками пододеяльник и принюхался. Свежий запах постельного белья смешивался с насыщенным запахом немолодого соснового бруса, давая аромат вкуснее любых духов, а из окошка на чердаке открывался вид на восток, на речку. Все было очень четко, хотя закаты смотреть отсюда была не судьба. «Ничего, будем встречать рассветы над рекой», – думал Яс, спускаясь к вечернему чаю: мама уже два раза звала его снизу.

Чай пили в летней дощатой кухне, которая была сколочена рядом с домиком, вместе с четвероюродной – получается так – шестилетней сестрой Катей, внучкой тети Зои. Яс, глядя на три поколения своих уральских родственниц, бабушку, мать и дочь, думал о том, что по-настоящему красивая из всех троих – только Эля. Тетя Зоя, понятно, была уже в возрасте, Катя – совсем еще ребенок, но дело было не в этом. Все трое были родные, добрые и хорошие, с красивыми серо-голубыми глазами и правильными чертами, но в Эле ко всему этому было еще что-то, чему Яс не мог найти подходящего определения. Запах цветущей яблони, развевающий женские волосы? Разве что так. Между тем тетя Зоя достала свое фирменное варенье – из красной смородины, без косточек и кожуры, по консистенции точь-в-точь как в маленьких корытцах в самолете, но намного, намного вкуснее. Яс никак не мог взять в голову, как получается такая однородность и куда деваются вся кожура и мелкие косточки и вежливо спросил тетю Зою про технологию изготовления.

– А ты, если расскажу, в Алма-Ате своей прабабушке сделаешь такое? – строго спросила тетя и, увидев, недоумевающий взгляд, улыбнулась. – Да шучу я. Все очень просто. Сначала…

Оказывается, тетя Зоя протирала всю смородину через сито. Ничего себе. Яс представил, сколько бы заняло это времени по сравнению с тем, чтобы просто засыпать ягоду сахаром и поставить на плиту. Но зато и продукт получался совершенно исключительный. Много лет этот джем с нижнетагильской дачи оставался лидером в его списке, пока он не добрался до Грузии и не попробовал варенье из грецкого ореха… Но уж второе место зато оно не отдало потом никому. Ярко-красное, прозрачное, дрожащее на ложке из-за своей чуть студенистой текстуры, где нежная смородиновая кислинка и сладость сахара дополнялись таким количеством всевозможных, едва различимых оттенков, что Яс, вначале старавшийся хоть как-то их классифицировать, под конец бросил это гиблое дело и расслабленно растворился в красносмородиновой симфонии. Он очнулся только после того, как баночка была полностью вычерпана им одним, за что получил выговор от бабушки Наташи, колючий взгляд от мамы и звание «эгоиста» от тети Зои. От своих – еще ладно, а вот от той, кто старался и тер это варенье через сито получить такую проклятую оценку? Ясу захотелось оправдаться. Он уже открыл было рот, чтобы объяснить, что не хотел съедать всю баночку, что это произошло случайно и совершенно помимо его воли, но не успел. Бабушка Наташа, грозно сверкнув глазами, сказала ему: