Сергей Заграевский - Архитектор его величества

В итоге, несмотря на все задержки, обе боголюбовские церкви были в целом готовы к середине октября. Получились они изящными и стройными, ибо я постарался использовать главное преимущество русского храмового строительства — башнеобразность [89] См. лист 7 Рисунков и чертежей. . Я немного разнообразил размеры храмов при сходных пропорциях: церковь на стрелке рек совсем небольшая, пятнадцать на пятнадцать локтей без учета алтарей [90] 10 х 10 м. , внутренний диаметр барабанов — пять локтей [91] 3,2 м. , а дворцовый храм немного больше, и в нем я устроил не квадратные, а круглые внутренние столбы.

В сводах для их облегчения я применил легкий пористый камень. Тем не менее своды вкупе с барабанами все равно получились весьма тяжелыми, и дабы стены храмов не разошлись под такой тяжестью, я хотел укрепить их железными внутристенными и воздушными связями. Но владимирские кузнецы не смогли выковать столь длинные прямые полосы металла, и пришлось удовольствоваться деревянными связями — такими, как во всех виденных мною русских церквях. Зато были выкованы толстые железные костыли, которыми связи были скреплены.

При украшении церквей арочками, колонками и пилястрами я применил некоторые известные мне приемы, позволяющие подчеркнуть стройность и изящество силуэтов зданий. А еще сии церкви украшены изображениями царя Давида, женских масок, львов, голубей, грифонов с ягнятами, еще многих животных и чудовищ. Порталы сделаны в виде нескольких уступов, уходящих в глубину, на них устроены лиственные капители и тонкая резьба. Брат Северин и его ученики выполнили свою работу мастерски: столь искусную теску украшений мне редко доводилось видеть даже в нашей Священной Римской империи.

Работы по сим церквам осталось еще много: покрыть своды свинцом, купола — золоченой медью, сделать изразцовые или медные полы вместо временной деревянной вымостки, расписать церкви фресками, поместить туда иконы и церковную утварь. Но Феодор, осмотрев здания, сказал, что благословляет их освящение, а все оставшееся можно будет доделать в следующем году.

На освящении сих церквей, как и на закладке, присутствовал Андрей Георгиевич с младшими братьями, сыновьями и боярством. Феодор и священники обошли храмы крестным ходом, окропили святой водою снаружи и изнутри, прочитали молитвы. Я еще недостаточно оправился от своей болезни и не имел сил ходить вместе с Феодором вокруг храмов, просто стоял среди бояр. На деревьях еще осталось немного золотистой листвы, воздух был сухим и прохладным, ярко светило солнце. Но чувствовалось, что не только мое настроение, но и настроение князя Андрея и Феодора было отнюдь не праздничным. К тому времени я уже ведал, в чем дело.

Дело, любезный мой земляк, было в том, что византийский патриарх отказался благословить назначение Феодора епископом и прислал на сие место в Суздальскую землю грека Леона. Последнего Андрей немедленно по прибытии отправил жить подальше от Владимира — в Ростов. Но поставленный самим патриархом епископ Леон, хотя и находящийся вдали от столицы княжества, вызывает сильнейшее брожение в умах и священников, и простого народа: двоевластие нежелательно в любом деле, тем паче в церковном, тем паче в 6666 году по здешнему летосчислению, когда все наполнено ожиданиями Антихриста. И хотя Феодор как ни в чем не бывало продолжает исполнять во Владимире и его окрестностях епископские обязанности, все больше и больше священников ездят в Ростов за благословением принятого от Феодора рукоположения, за подтверждением выданных Феодором храмозданных грамот — да мало ли дел в церковной жизни, с которыми приходится обращаться к епископу? Так и получается, что влияние Феодора падает, а Леона — растет.

У Андрея Георгиевича еще остается надежда, что патриарх благословит создание в его княжестве отдельной от Киева митрополии и поставит Феодора митрополитом. Но я тебе уже писал, что сия надежда выглядит призрачной даже в отношении создания митрополии, а уж Феодору, рукоположенному в священники совсем недавно, неизвестно кем и не из монахов, и вовсе надеяться не на что.

Дабы хоть как-то упрочить свое положение, Феодор начал с Леоном богословский диспут о том, как держать посты. Леон — сторонник более жесткого подхода к постам, Феодор — более мягкого. Это все, что я понял в сем диспуте, ибо мало смыслю в подобных темах, и когда Феодор стал мне рассказывать разные тонкости и показал послания, которыми они на сию тему обмениваются с Леоном, я мог только поддакивать. К тому же пишут друг другу Леон и Феодор по-гречески, а я в сем языке не настолько силен, чтобы читать витиеватые богословские тексты. Скажу тебе откровенно, как любимому земляку и духовнику: я даже на латыни не всегда понимаю, что хотят сказать богословы. Но ведь и я не ожидаю от них понимания строительных расчетов. По моему скромному мнению, каждый должен заниматься своим делом.

Из-за появления Леона я стал чувствовать неприязненное отношение со стороны многих владимирских священников, ибо сей византиец, насколько я понимаю, является противником сближения христианских церквей в епархиях, пока не заключена уния между нашим святейшим папою и константинопольским патриархом. Поэтому я уже не вхожу в здешние храмы в головном уборе и не сослуживаю никому из священников, кроме Феодора.

Зато последний держит себя со мною все любезнее и любезнее, и я наконец осмелился задать ему вопрос, о какой чаше боярин Ратибор Борисович перед смертью говорил как о Граале. То, что доверительно поведал мне Феодор, тебе может быть известно, но на всякий случай все же считаю своим долгом пересказать.

Среди императорских даров, которые вез на Русь рыцарь Храма Арнульф, действительно был Святой Грааль — та самая чаша, из которой Господь наш вкушал на Тайной вечере и в которую была собрана кровь из его ран. По соглашению его императорского величества и покойного князя Георгия Долгорукого, сия святыня предназначалась для торжественного обретения на Руси. Я, правда, не понял, почему Грааль нельзя было обрести у нас в Империи, но промолчал.

Для Андрея, как и для его покойного отца Георгия, такое обретение было бы весьма полезным для упрочения княжеской власти. Потому Андрея и беспокоит столь сильно, что сия чаша была конфискована новгородским князем Святославом Ростиславичем, который не ведает ее бесконечной ценности и может ею распорядиться каким-либо неподобающим образом. Открыть же Святославу тайну сего императорского дара тоже нельзя, ибо он тогда сможет сам устроить торжественное обретение Святого Грааля и лишить Андрея столь важного духовного оружия в борьбе за влияние на Руси. Так что остается лишь требовать у Святослава выдачи всех конфискованных императорских даров, а он пока что отказывается это сделать.