Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Такое намерение у руководства РККА, и в самом деле, было. 14 мая 1941 года начальник ГАБТУ генерал-лейтенант Я.Н. Федоренко обратил внимание наркома обороны на то, что из-за неполного обеспечения механизированных корпусов танками по штатам они «являются не полностью боеспособными. Для повышения их боеспособности впредь до обеспечения их танками считаю необходимым вооружить танковые полки мехкорпусов 76- и 45-мм орудиями и пулемётами с тем, чтобы они в случае необходимости могли драться как противотанковые полки и дивизионы» [72; 44], [47; 402]. Для проведения этого мероприятия имелось 1 200 76-мм орудий, 1 000 45-мм противотанковых орудий и 4 000 пулемётов ДП, которых было достаточно, чтобы вооружить 50 танковых полков – по 24 76-мм, 18 45-мм орудий и по 80 пулемётов в каждом. Для буксировки этих пушек и транспортировки личного состава и боеприпасов планировалось также выделить частям 1 200 грузовиков ЗИС и 1 500 грузовиков ГАЗ. Кроме того, планировалось вооружить несколько разведывательных батальонов танковых дивизий 45-мм орудиями из расчёта 18 орудий на батальон [72; 44-45], [47; 402-403].

К докладной прилагалась ведомость распределения вооружения и автома-

____________________________________

12Уже в ходе войны, 6 августа 1942 года, во время пребывания Черчилля в Москве, Сталин сказал ему:

«Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнётся, но я думал, что мне удастся выиграть ещё месяцев шесть или около этого» [1; 24].

Конечно, подобное заявление Сталина, сделанное им после начала войны, можно расценить, как стремление оправдать свою ошибку. Но то, что Сталин, говоря так, душой не кривил, подтверждается и довоенными его словами. Так, на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), состоявшемся 24 мая 1941 года, он прямо заявил:

«Обстановка обостряется с каждым днём, и очень похоже, что мы можем подвергнуться внезапному нападению со стороны фашистской Германии» [28; 280].

шин между мехкорпусами. Их получали:

19, 16 и 24-й мехкорпуса КОВО;

20, 17 и 13-й – ЗапОВО;

2, 18-й – ОдВО (Одесский военный округ);

3, 12-й – ПрибОВО;

10-й – ЛВО (Ленинградский военный округ);

23-й – ОрВО (Орловский военный округ);

25-й –ХВО (Харьковский военный округ);

26-й – СКВО (Северо-Кавказский военный округ);

27-й – САВО (Среднеазиатский военный округ);

21-й – МВО (Московский военный округ) [72; 44-45], [47; 403].

Таким образом, предложение Я.Н. Федоренко касалось танковых полков 16 мехкорпусов, 11из которых находились в приграничных округах.

15 мая нарком обороны утвердил указанную ведомость. Уже на следующий день начальник Генштаба направил в соответствующие округа директивы об исполнении принятого решения к 1 июля 1941 года. Мероприятия следовало «провести таким образом, чтобы не нарушать организационный принцип полка как танковой единицы, имея в виду, что в последующем на вооружение будут поступать танки» [47; 403].

Позволено будет заметить, что утверждения о такой вот «готовности» мехкорпусов и видимости неготовности СССР к войне, которую советские военные, якобы, демонстрировали Германии, представляют не более чем спекуляцию на избитую тему «советских агрессивных намерений». Создаётся впечатление, что НКО, Генштаб, СНК и ЦК ВКП(б) издавали постановления, приказы и распоряжения, касающиеся важнейших вопросов военного строительства, не с грифом «совершенно секретно», а для широкой публикации в прессе и передачи по радио. Либо во всех этих органах были стопроцентно уверены, что как не засекречивай документы, они всё равно окажутся известными немцам; словом, «шпионы везде и всюду». Предположения смехотворные. Но как по-другому объяснить, что у немцев «создадутся иллюзии»?

С другой стороны, если уж говорить конкретно об оснащении танковых полков артвооружением, то совершенно ясно, что родилось это решение не от хорошей жизни и вряд ли вообще может свидетельствовать об агрессивных намерениях СССР. Во всяком случае, директива Г.К. Жукова, предписывающая проведение вооружения танковых полков мехкорпусов артиллерией к 1 июля, прямо указывает на временность этой меры, что косвенно говорит о том, что Генштаб не воевать в июле собирался, а продолжать осуществление военного строительства.

Затем, не надо преувеличивать боеготовность механизированных корпусов в результате полного осуществления предложения начальника ГАБТУ РККА. Статистика здесь такая. Танков в мехкорпусах, упомянутых в докладной записке Я.Н Федоренко, набиралось максимум на 21 танковый полк. А всего в одном мехкорпусе 5 танковых полков. Итого в 16 мехкорпусах – 80 танковых полков. Я.Н. Федоренко предлагал вооружить как противотанковые всего 50 полков. Таким образом, 9 танковых полков оставались и без пушек, и без танков (например, в 13-м мехкорпусе подлежал вооружению как противотанковый всего один танковый полк, танков в корпусе имелось ещё на один танковый полк; следовательно, три танковых полка корпуса оставались невооружёнными) [72; 45].

Кроме того, в записке Я.Н. Федоренко не упоминаются 11, 14, 22, 9 и 15-й механизированные корпуса, в которых суммарно танков было на 10 танковых полков, а на оставшиеся 15 полков танков не было. Причём, это корпуса первой линии, в отличие от 23, 25 и 27-го мехкорпусов, которые по планам числились в составе армий РГК или вообще в составе внутренних округов. Например, 11-й и 14-й мехкорпуса стояли на пути предполагаемых в «Соображениях…» от 15 мая ударов вермахта « со стороны Сувалки и Бреста на Волклвыск, Барановичи» [72; 45-46, 465]. 15-й мехкорпус уже 23 июня 1941 года вступил в бой с 11-й танковой дивизией вермахта, при этом в составе 37-й танковой дивизии корпуса было всего четыре танковых батальона. Четыре батальона – это один танковый полк, на второй танковый полк дивизии матчасти не было [72; 45-46].

Странная получается боеготовность, при которой недовооружёнными оказываются механизированные корпуса первой линии. Т.е. те, которые, по логике, должны составлять главную ударную силу предстоящего вторжения в Германию.

Одним словом, объяснение завышенных показателей мобплана на 1941 год, как средства для создания у немцев иллюзии в слабости РККА, выглядит совсем неубедительно.

Как бы там ни было, но к 22 июня 1941 года укомплектованность Красной Армии личным составом составляла 61% от штата военного времени, а в западных приграничных военных округах – и того меньше, лишь 55%. Как уже отмечалось, выполнить МП-41 по людям было возможно. Другое дело, что выполнение это было чисто количественным. Качество же человеческих ресурсов оставляло желать лучшего, поскольку не хватало специалистов на некоторых должностях, определяющих боеспособность частей. Так, в избытке было пехотинцев и кавалеристов, практически достаточно артиллеристов, но остро не хватало танкистов, специалистов связи, ремонта и обслуживания самолётов, танков и артиллерийских систем, артиллеристов зенитной артиллерии и некоторых других. В ВМФ положение было несколько лучше, но и там недоставало специалистов-подводников и специалистов технического обслуживания [38; 8]. Оставляла желать лучшего и значительная часть командных кадров, призываемых из запаса (по МП-41 из запаса призывалось 600 тысяч командиров и 885 тысяч человек младшего начсостава). Реорганизация и перевооружение РККА требовали их переподготовки. Но за короткое время, оставшееся до начала войны, успели сделать немного. Например, в 1941 году были проведены сборы 25 тысяч младших командиров [47; 387].