Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Имевшиеся в войсках и на складах к 22 июня 1941 года вооружение и техника позволяли обеспечить армию после мобилизации: артиллерийскими орудиями на 75-96% (в зависимости от типов орудий; на конец года, с учётом их выпуска промышленностью, укомплектованность орудиями могла быть полной), танками – на 61% (к концу года – на 71%), боевыми самолётами – на 67%, автоматами и крупнокалиберными пулемётами – на 30% от штатной потребности. Особенно удручающим было положение с транспортом. Даже с учётом выполнения в полном объёме плана поставок техники из народного хозяйства в армии не хватало 32% автомобилей и 55% тракторов. Но в реальности, кстати, этот план оказался выполненным далеко не полностью: из планируемых к подаче по мобилизации в Вооружённые Силы 447 тысяч автомобилей было подано только 24 244 тысячи, 50 тысяч тракторов – 42 тысячи (остальные автомашины и трактора оказались технически непригодны) [47; 388], [38; 8].

Наиболее напряжённое положение с обеспечением артиллерийских частей мехтранспортом и средствами мехтяги сложилось в западных приграничных округах. Из-за неразвитости коллективных хозяйств и отсутствия МТС на вновь присоединённых территориях автотракторная техника могла поставляться в основном только из областей европейской части СССР. В целях обеспечения этих округов пришлось спланировать перевозку в них мехтранспорта. Но сроки возможной его поставки из районов приписки зачастую превышали установленные сроки мобготовности частей. Например, срок мобготовности части определён «М 3», а поступление техники и мехтранспорта – не ранее «М 5» [47; 389].

Во многих случаях мехтягу приходилось заменять конной. Но не всё так просто было и с лошадьми. Вот что говорилось о них в мобплане МП-41:

«Потребность в конском составе на укомплектование частей до штатов военного времени составляет – 671 770 лошадей.

Для покрытия этой потребности из народного хозяйства должно быть изъято до 20% числа годных лошадей» [47; 389].

Т.е. из народного хозяйства изымалась пятая часть лошадей. Это очень значительная цифра.

Итак, мобилизационный план, с которым СССР вступил в войну, был незакончен разработкой и нереален по своим цифрам.

Сами по себе мобилизационные планы не могут говорить ни об агрессивных, ни об оборонительных намерениях государства. Но вот степень их готовности и выполнимость – яркий показатель того, готово или нет государство к войне вообще. Если иметь в виду конкретно МП-41, то, представляется, что затевать агрессию с таким мобпланом в 1941 году было чистой воды авантюрой. Авантюризм не был присущ ни политическому, ни военному руководству СССР. Не были авантюристами ни Сталин, выверявший и рассчитывавший каждый свой шаг, ни Жуков, ни Тимошенко. Другое дело – Гитлер. Это был авантюрист высшей пробы. Печать авантюризма лежит на всём плане войны с СССР. Недаром по отношению к «Барбароссе» историки употребляют словосочетание «авантюрное планирование» [88; 141-142]. А как иначе назвать план войны против страны, который свои расчёты ресурсов для данной войны базирует на поставках из этой страны до начала кампании и на захвате ресурсов вместе с территорией после начала кампании?

Анализ МП-41 приводит к однозначному выводу: нападать в 1941 году Советский Союз на Германию не собирался, и его руководство очень надеялось на то, что Германия в этом году на СССР не нападёт.

* * *

Планы прикрытия госграницыпо сути своей представляли часть планов стратегического развёртывания Вооружённых Сил СССР. Именно в них определялось, какими средствами враг будет сдерживаться на границе, пока основные силы Красной Армии будут осуществлять отмобилизование, сосредоточение и развёртывание для первой операции. Но в реальности положения по прикрытию госграницы составными частями в планы стратегического развёртывания не входили.

Поскольку прикрытие мобилизации, сосредоточения и развёртывания РККА возлагалось на армии первого оперативного эшелона приграничных округов, постольку командованию каждого из этих округов было поручено самостоятельно и по-своему решать данную задачу. Что из такой постановки вопроса получилось, видно из уже упоминавшегося Акта приёма и сдачи Наркомата обороны от мая 1940 года. В нём отмечалось:

«Генштаб не имеет данных о состоянии прикрытия границ. Решения Военных советов округов, армий и фронта по этому вопросу Генштабу неизвестны» [47; 407].

Не знаем, кого как, но нас эта констатация просто поражает. Командование Красной Армии не имело чёткого представления о том, как будет осуществляться прикрытие всех мобилизационных мероприятий!

Естественно, что со сменой руководства НКО данное положение стало выправляться. В связи с нарастанием угрозы войны с Германией с февраля 1941 года в Генштабе приняли меры по корректировке окружных планов прикрытия. Так, в апрельской директиве Генштаба о разработке плана оперативного развёртывания армий ЗапОВО было записано:

«[…] V . Прикрытие отмобилизования, сосредоточения и развёртывания войск фронта.

1. Учитывая возможность перехода противника в наступление до окончания нашего сосредоточения, прикрытие границы организовать на фронте всех армий по типу прочной, постепенно усиливающейся по мере прибытия войск, обороны с полным использованием укреплённых районов и полевых укреплений, с всемерным развитием их в период сосредоточения» [47; 408].

Замысел Главного командования состоял в том, чтобы войсками Первого стратегического эшелона (армиями прикрытия и резервами приграничных округов) отразить первый удар врага, обеспечить отмобилизование, сосредоточение и развёртывание главных сил Красной Армии и тем самым создать благоприятные условия для нанесения ответного удара.

Но апрельская директива, как легко заметить, однозначно говорит об ответном ударе РККА. Все действия советских войск – реакция на нападение на СССР.

План обороны государственной границы был разработан Генштабом только в мае 1941 года [47; 408]. В этом же месяце были разосланы директивы наркома обороны в округа по составлению (корректировке) окружных планов прикрытия: 5 мая – в ЗапОВО и КОВО, 6 мая – в ОдВО, 14 мая – в ЛВО и ПрибОВО [47; 408]. Но в связи с проводимой реорганизацией штабы округов не успевали качественно разрабатывать документы, их проекты устаревали ещё до утверждения. Наиболее существенным изменениями подверглись планы прикрытия в Западном и Киевском Особых военных округах. Так, 14 мая командующему 3-й армией было приказано в связи с происшедшей передислокацией частей на основании директивы НКО СССР за № 503859/сс/ов к 20 мая 1941 года разработать новый план прикрытия государственной границы [47; 408].