Лариса Шкатула - Казачья доля: воля-неволя

Кому, им?

Семен вскочил на Щирого, ухоженного, здорового и повел Али в поводу.

– Не переживай, «черкес», мы с тобой едем в новую жизнь!

Вот как закончилась его встреча с отцом… Больше в родительский дом он не заходил. Понимал, что не имеет права осуждать родителя, но что-то внутри него отчаянно протестовало: как же так, урядник в отставке. Казак, которого порой и офицеры слушались, попал под руку женщины!..

– Царь-батюшка тебя простил, – между тем со вздохом проговорил Павлюченко, – и то хорошо. Лошадей царских обратно не забрали, так что, выходит, не зря ты на каторге маялся… Семен, ты на меня не сердишься? Это ведь я тебя э… упек! Ну, а что бы ты на моем месте сделал? Если приходит ко мне казак и докладывает: так, мол, и так, среди трофейных лошадей – четверо с клеймами царских конюшен. Разве это скроешь? В момент бы наверху узнали и меня бы как сообщника…

Семен поднял руку и этим жестом будто попросил атамана, не говорить так.

– Что вы, Иван Федорович, это я у вас должен прощения просить за то, что заставил… так поволноваться. Да что там, волнение, позор на всю область! Мало еще мне дали – восемь лет, по-хорошему, за такое и на виселицу можно отправлять.

Павлюченко одобрительно хмыкнул.

– Это хорошо, что ты к себе так строг. Но знаешь что, Семен Михайлович, мы тут на правлении поговорили, и решили тебе помочь: ссуду дать из станичной казны, ну, там корму, упряжи, стройматериалов – чтобы ты, значит, мог свое дело продолжать. Более того, решили тебя опять же на станичный кошт отправить за Дон, чтобы ты там присмотрелся, как у них дело поставлено – я тамошнему атаману письмо напишу, пусть тебе никаких преград не чинит. Чать, одно с ними дело делаем. И выведешь ты породу, которая Млынку прославит. Какой-нибудь, к примеру… Кубанский рысак! Или Млынская гнедая! Аж дух захватывает.

– Прямо сейчас и поеду?

– Нет, куда в зиму. В зиму лучше на печи сидеть или строить потихоньку те же конюшни. Чтобы как положено у опытных коннозаводчиков, а не как мы привыкли. Хоть ты больше всех за это дело пострадал, а можешь теперь полностью на нас рассчитывать. Поедешь на конную ферму под Ростовом – местный атаман тебе сам объяснит, что к чему… Будешь учиться, коней разводить.

– Что ж это вы заранее меня вызвали? – удивился Семен. – До весны еще больше двух месяцев.

– Вот и хорошо, ты пока к этой мысли привыкай… А еще присматривай пока землю для себя.

– Но у меня есть…

– Правильно, пахотная. А теперь мы выделим тебе пастбищную. Недалеко от дома. И поможем построить конюшни. Легкие, под навесом, там будешь до холодов держать лошадей.

– Не одну конюшню, вы сказали?

– Не одну.

– А где ж столько лошадей взять? У меня всего… восемь со Щирым. У отца брать… Нехорошо. Он теперь отрезанный ломоть.

– Из-за Дона жеребцов привезешь. Чтобы, значит, не только новых коней разводить, но и табун хороший составить. Может, из тех же дончаков. Понимаешь?

– Похоже, вы собрались, как следует развернуться.

– Да, пришла в голову такая мысль. Я подумал, чего у меня деньги в кубышке лежат? Пора их в рост пускать. Выгодное это дело. Просто до сего времени некому было его поручить. Старикам – не хочется, а молодые все служат. Нет, нужно было такого, которого на службу не заберут…

Семен помрачнел.

– Что же это, моя каторга мне же и службу сослужит?

– Не переживай, Сема: что было, то было, зато теперь мы с тобой развернемся… Надеюсь, ты не возражаешь, что я так разохотился быть твоим помощником?

– Не возражаю. Кто ж от такого откажется.

– А что, глядишь, со временем, нашу Млынку переименуют, к примеру, в какой-нибудь Конный Завод, или еще как… А, кстати, насчет отца. Ты бы не судил его слишком строго. Женишься, сам поймешь. Матрена – она, знаешь, такое зло, с каким Михаил Гречко прежде не сталкивался. Вот он и растерялся.

Люба встретила его у калитки.

– Ты куда ходил?

– Атаман к себе вызывал. Хочет, чтобы я за Дон поехал. Поучился у донских казаков, как хороших коней выращивать. И хочет, чтобы наша станица всерьез занялась разведением лошадей. Думает, что на этом мы все разбогатеем.

– Конечно, разбогатеем, – передразнила его Люба. – Не могут наши станичники пройти мимо того, что человек хочет денег заработать. Я, между прочим, тебе то же самое хотела предложить. А Иван Федорович, видишь… Наш пострел – везде поспел.

– Не сердись. Нам помощь вовсе не помешает. Денег все равно нужно больше, чем есть у нас с тобой… Хочешь разводить лошадей?

Люба лукаво улыбнулась.

– Разве только лошадей можно разводить? А бычков, а племенных коров? Я подумала, уж раз Сема ради своего дела на каторгу пошел, значит, оно того стоит… Тебе когда выезжать?

– Еще не скоро. С весной, как тепло установится.

– Ну, до того еще много времени. Отдохнул бы, что ли? Только домой пришел, и недели не прошло!

– Застоялся, Любушка, соскучился по хорошему делу!

И улыбнулся на это – дома, но Люба поправилась.

– Я имею в виду станицу, вообще, родные места. А то, что мой дом – тоже твой, разве тебе плохо?

– Пока хорошо, но ведь рано или поздно ты замуж выйдешь.

– За кого? – спросила Люба и покраснела.

Семен заметил ее смущение, но виду не подал.

– Ну, за кого-нибудь. Что ж, такая красавица, да во вдовах останется.

– Ты как скажешь! – польщено улыбнулась сестра.

– Но и дом ты выстроила – сущий дворец. Я даже не ожидал. Жаль, мама не увидела.

– Да, жаль, вместо нее теперь Матрена в отчем доме командует. И отец… Во что она его превратила? Не иначе к ворожее ходила, навела порчу…

Но Семен уже ее не слушал, углубленный в собственные мысли. Два с половиной года пропало впустую… «Нет, не впустую, – прорезался вдруг давно молчавший внутренний голос. – Теперь ты не станешь совершать поступки, за которые можно отправиться на каторгу».

Хоть и говорят, от тюрьмы не зарекайся, но Семен заречется! Никогда, никогда в жизни он не станет делать того, что противно его жизненным устоям.

– Да, братик, ты извини, что пришлось мне у отца из твоих денег в долг попросить. Отдам, ты не сомневайся. Уже со следующего урожая отдам.

Она на миг замешкалась, и у Семена создалось впечатление, будто сестра чего-то не договаривает. Но сейчас нет смысла у нее об этом спрашивать. Придет время – скажет.

– Забудь! – отмахнулся Семен. – Ты хочешь сказать, что озимые посеяла?

– Арендаторы посеяли. Но у нас с ними договор на пол-урожая.

– Многовато.

Люба пожала плечами.

– Многие казаки сдают земли на таких условиях.

Вернулся Семен в начале декабря, когда уже все сельские работы закончились, и, конечно же, сразу впрягся в дела сестры, которая как раз заканчивала строительство огромной конюшни.

Конечно же, строила не она, а приглашенные рабочие под руководством какого-то иногороднего, которого представила ему сестра как опытного строителя. Того, под чьим руководством был возведен не только дом, но и все хозяйственные постройки.