Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Хорош же будет старший помощник, в день своего назначения разносящий еду простым матросам! Отлично, что ты не зазнаешься, но если станешь прислуживать собственным подчиненным, то как они смогут уважать тебя? Сядь на свое место и ешь спокойно. Гляди, еще даже не все пришли, – Джек слегка лукавил при этом: единственным человеком из команды, на тот момент не севшим за стол, была Эрнеста – примерно за полтора часа перед этим она неожиданно отправилась в город, заявив, что у нее появились неотлучные дела, и попросив ее не ждать. Впрочем, перед этим она все же кратко переговорила о чем-то с капитаном, и тот не слишком беспокоился насчет ее отсутствия, а следом за ним – и остальные.

Морено явилась примерно через полчаса после начала ужина – было уже время шестой склянки, солнце неуклонно катилось к черте горизонта, алея и увеличиваясь все больше – и сразу же оказалась встречена дружным гомоном матросов и протянутыми в ее сторону кружками с ромом.

– Погодите, ребята, успеете еще!.. – отмахивалась от них Морено с видом крайней небрежности – хотя глаза у нее радостно вспыхнули в ответ на это грубое, но искреннее выражение симпатии команды – и гордо демонстрируя принесенный с собой увесистый тюк чего-то плотно свернутого и увязанного в холстину: – Эх, надо было успеть еще до стола вам все раздать, но чертов скорняк с утра напился, да так, что не сразу удалось его привести в чувство… Ай, да и Бог с ним, в такой-то день! Дайте и мне рому, ребята, и послушайте! – Получив кружку, она, как была, не присаживаясь, горячо заговорила, обводя взглядом по очереди всех празднующих: – Не за меня вам нужно пить сегодня, а за нашего славного смельчака–старпома, о котором судачат теперь по всей Тортуге – не отводи глаза, Фокс, я все вижу! Это добрая слава, нечего смущаться. Карлито, налей господину старшему помощнику, чтобы он наконец перестал краснеть, как девица в первую брачную ночь! А еще, ребята, все мы просто обязаны выпить за нашего капитана: во–первых, потому что сегодня он дрался за всех нас и выиграл этот бой, а во–вторых – за то, что в честь этой победы он поручил мне… – она выдержала поистине театральную паузу: даже еще не отошедшие от предыдущего тоста матросы притихли. Морено довольно сверкнула глазами в сторону Рэдфорда и продолжила: – Капитан поручил мне в счет его доли закупить все необходимое для сегодняшнего праздника, а также в подарок каждому из вас – новую смену одежды! Вот так-то ребята, ура!.. – от возросшего рева голосов и звона ударявшихся друг о друга кружек, казалось, зашатался весь корабль. Эдвард, с трудом понимавший причину столь искренней радости, удивленно огляделся по сторонам; но пираты действительно не притворялись, это было очевидно – подарок начальства определенно пришелся им по душе.

Эрнеста передала тюк с принесенными вещами на край скамьи и отправилась на свое место – по левую руку от капитана. Сделать это было непросто, так как зазор между каждой скамьей и стеной оказывался минимален – но ее это, похоже, ничуть не беспокоило: матросы дружно вскакивали, освобождая ей проход, особенно смелые или уже прилично выпившие лезли обниматься – обычно сдержанная Морено никого не отталкивала, а особенно застенчивых сама хлопала по плечу или спине.

– Да, да, ребята! – смеялась она при этом без тени обидного превосходства или желания кого-то задеть, просто от избытка неожиданно накатившего веселья: – Знаю ведь вас: после полугода в море, бывает, последнюю рубашку на радостях пропить готов будешь, как уж тут накопить на новую одежду! Вы, главное, поглядите, если кому-то я с размером не угадала… хотя должна, в общем-то, была угадать, но не суть!.. так вы честно скажите, может, обменяетесь с кем-то, на худой конец – сходим еще раз в ту лавку, там готового платья – бери, не хочу!

Эдвард не узнавал ее: образ такой Морено, смеющейся, жизнерадостной и, похоже, готовой на что угодно – лишь бы было весело – совершенно не вязался в его понимании с той циничной, серьезной и не слишком общительной девушкой, которую он сам втащил в лодку почти два месяца назад умирающей от голода, жажды и жары, навсегда изменив свою жизнь. Даже Рэдфорд, довольно тесно общавшийся с командой, никогда не позволял себе подобных вольностей – он и сейчас, когда Эрнеста опустилась на свое место рядом с ним, сразу же наклонился к ней и что-то прошептал на ухо с весьма серьезным видом. Девушка слушала его хотя и не перебивая, но сочувственно–понимающая усмешка на ее губах явственно говорила о том, сколь малое значение она придала чьим-либо внушениям. Ей уже успели налить полную кружку горячего эля, и, пододвинув к себе тарелку с внушительной порцией бобов и жареного мяса, Морено жадно принялась за еду, время от времени кивая в подтверждение слов капитана. Тот сдался довольно быстро – не сдержал ответной улыбки, а затем и вовсе расхохотался, притиснув девушку поближе к себе. Вид у них при этом был совершенно приличный, насколько это вообще было возможно для подобной парочки – во всяком случае, сидя в обнимку и оживленно по очереди рассказывая друг другу что-то на ухо, после чего оба заливались дружным веселым смехом – находясь в столь двусмысленном положении, Джек и Эрнеста отнюдь не выглядели так, будто вот–вот готовы были поцеловаться или вытворить что-нибудь похуже. Эдварду, в прошлое его пребывание на Тортуге наглядевшемуся в местных заведениях всякого непотребства, такое поведение казалось уже чуть ли не образцом высокой нравственности.

Тем более что надо было отдать им должное: и капитан, и его помощница отнюдь не отдавали все свое внимание только друг другу. Рэдфорд постоянно ласково тормошил сидевшего справа от него и, похоже, сосем растерявшегося от такого количества внимания Генри; подкидывал темы для все новых и новых баек Макферсона – старый боцман, приняв на грудь лишнего, был уже не в силах остановиться; а периодически по долгу своему поднимался и объявлял очередной тост для всей команды. Эрнеста из–за его плеча также спокойно переговаривалась с матросами, вставляя свои комментарии в разговоры о чем-либо, известном ей лучше остальных; пыталась она, как показалось Эдварду, заговорить и с ним, но Дойли, поздно спустившийся к ужину, оказался отделен от нее по меньшей мере десятком сидящих, вследствие чего вести разговор можно было, только перекрикиваясь через чужие головы – чего старшему канониру все–таки не позволяли остатки воспитания. Поэтому, и еще из–за тяжелых мыслей, одолевавших его весь день, он отвечал односложно, чаще кивками или выражением лица, нежели словами, и Морено, поняв, скоро оставила его в покое.

– А ну брысь отсюда, мелюзга смазливая! – раздраженно загремел голос Моргана из дальнего угла – оттуда, куда с явной неохотой и в самую последнюю очередь отправился разносивший ром Карлито. Потрясая кулаком в сторону сжавшегося мальчишки, рулевой порывался встать, от чего его удерживали сидевшие вокруг товарищи; однако запас ругани, исходившей из его уст, казался совершенно неистощимым: – Еще будет здесь своей тощей задницей сверкать всякая… всякая… – тут рулевой разразился такой тирадой, что даже капитан Рэдфорд привстал со своего места, нахмурившись. Дойли стиснул кулаки, чувствуя, как в нем закипает желание ударить это бездушное животное – и, по–видимому, он был не одинок в своих желаниях: голос Эрнесты, мгновенно прорезавший общий шум застолья, как бритва – шелковую ленту, зазвенел непривычно высоко и напряженно: