Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Но поскольку у меня недостаточно опыта, мы можем потратить на это всю ночь, – спустя всего секунду с улыбкой кивнул Генри. Эрнеста беззвучно рассмеялась, толкнув Рэдфорда локтем в бок; тот тоже заметно повеселел, хотя и старался сохранить серьезный вид:

– Именно. Мистер Макферсон остается за старшего на борту, у тебя не будет помощника, так что работу матросов будешь организовывать сам. Колодцы находятся в порту, координаты я тебе дам, а с остальным, надеюсь, ты как-нибудь справишься… И, если утром выяснится, что кто-то остался на берегу, – со значением подчеркнул он, – полагаю, все понимают – одного–единственного человека мы ждать и искать не будем.

***

Ночь была темная и довольно–таки холодная – всего за час до заката внезапно пошел проливной дождь, принесший собой раскисшую грязь под ногами вместо плотно утоптанного песка и ощутимый запах сырости, разлитый в воздухе. Впрочем, когда Морено, как следует замотавшись в свой камзол, бодро выбралась из причалившей к берегу шлюпки и направилась через весь порт в какое-то странное заведение: не то гостиницу, не то склад, не то лавку с сомнительными товарами – ее сопровождающим разом сделалось не до скверной погоды и желания спать. Владелец загадочного заведения оказался знакомым Эрнесты, по–видимому, не слишком с ней ладившим, поскольку встретил гостей с мушкетом в руках и наотрез отказался убирать его на протяжении всего недолгого разговора; однако девушку оружие не смутило совершенно – зачитав вслух составленный Эдвардом список (Дойли в этот момент проклял самого себя за то, что тот вышел настолько длинным), она озвучила цену почти в полтора раза меньше записанной в графе «итого» самим старшим канониром.

Начался торг, долгий и беспощадный, сопровождавшийся переходом на три или четыре языка, даже близко не знакомых бывшему офицеру, угрозами, взаимными оскорблениями и полнейшим отсутствием извинений за них. Эдвард бледнел, временами холодел, судорожно нащупывая рукоять собственного пистолета за поясом и сознавая, что едва ли успеет на сей раз оттолкнуть девушку прежде, чем ее собеседник решит выстрелить. Однако самой Морено, как ему казалось, процесс торга доставлял особое изощренное удовольствие, а сопровождавшая его грязная брань совершенно не заботила ее: сверкая глазами и какой-то совсем сумасшедшей улыбкой, она раз за разом называла цену, лишь изредка повышая ее на какие-то смехотворные два–три процента. Ее собеседник бесился, орал, но стрелять из своего мушкета, очевидно, уже раздумал; наконец спустя почти два часа он швырнул оружие на стол и рявкнул сердито:

– Ладно, черт с тобой! Семьдесят дублонов за все и проваливай на… – далее должно было последовать уже не раз упомянутое им красочное описание человеческой анатомии и предполагаемого маршрута ее изучения – тему родства девушки с какими-либо животными, особенностей ее происхождения и личной жизни ее отца и матери этот человек старательно избегал, видимо, оказавшись несколько умнее, чем следовало из его речей – однако выслушивать вновь этот словесный поток Эрнеста не стала. Продемонстрировав кошелек с монетами, она холодно отрезала:

– Показывай товар.

Оружие на подпольном складе оказалось удивительно высокого качества, и Дойли был несказанно удивлен, когда обнаружил всего один подмоченный бочонок пороха – да и тот оказался мгновенно заменен на сухой не перестававшим вполголоса ругаться владельцем. Пока Эдвард на всякий случай проверял остальные и искал недостатки в выносимых матросами ядрах и картузах с картечью, Морено бестрепетно отсчитывала нужную сумму.

– Можете уже перестать глядеть на меня с таким ужасом, – почти ласково предложила она, расплатившись с хозяином склада и самолично берясь за увесистую связку шомполов, взятых ею уже безо всякого торга в качестве компенсации за выслушанные оскорбления – Дойли на секунду перестал что-либо понимать, завидев это, а после уж просто выбросил из головы. Надо было организовывать работу матросов – носильщики из них были так себе – и он предпочел сконцентрироваться на этом, а все вопросы оставить на потом.

– Меня все устраивает, сеньорита, – просто ответил он и после секундного молчания прибавил: – Просто я не привык, когда во время разговора на меня или кого-то из окружающих держат на прицеле.

– Ага, я заметила, как трогательно вы ерзали, – со странной усмешкой кивнула Морено. – Знаете, это довольно приятно, что вы до сих пор считаете меня беспомощным и хрупким существом…

– Говорят, образ человека определяется самой первой встречей с ним и его состоянием при этом, – сквозь зубы проворчал Эдвард и сразу же укорил себя: он вовсе не собирался напоминать девушке о страшных событиях, отнявших жизнь у ее друга и едва не лишивших ее рассудка. – Извините, я не…

– Да ничего, – издевательски беззаботным тоном ответила девушка; лицо ее в свете луны казалось отлитым из воска. – Любопытная теория, надо взять на заметку.

В порту их уже ждал капитан Рэдфорд, спокойный, собранный и деловитый; матросы за его спиной укладывали в шлюпки плотными рядами какие-то тюки.

– Вообрази себе, нашел партию сукна за сущие гроши. Сможем перепродать ее в Нассау в четыре, а то и пять раз дороже! – сразу же с искренним восторгом сообщил он. Эрнеста хлопнула его по плечу:

– А где же мистер Морган?

– Мистер Морган не смог справиться с искушением посетить местный дом терпимости, так что раньше утра, полагаю, ждать его бесполезно – помимо девочек, у них восхитительно дешевый ром, – с усмешкой отозвался капитан.

– Джек, ты гений, – с неподдельным восторгом заявила Эрнеста. Глаза ее сияли ярче всех звезд на небосводе.

– Просто знаю кое-какие места и привычки своих людей. Вы не встречали Генри?

– Нет. Пока что будем паковать то, что удалось достать, – засучив рукава с таким видом, будто самолично собралась перетаскать все в шлюпки, решительно сказала Морено. Предложение было встречено с удивительным для ее собеседников единодушием. Короткая карибская ночь подходила к концу, через пару часов уже должно было начинать светать – так что требовалось спешить.

***

– Мистер Фокс! Мистер Фокс, простите, мы уж без вас закончили, – не слишком стараясь изобразить своим голосом раскаяние, скороговоркой винился матрос Хэл Гундерсон, косясь на оставленную под чутким присмотром его товарищей кружку с холодным пенистым пивом. Генри, войдя в трактир, сразу же опустился на одинокий стул за свободным столиком у самой двери – в этот ранний утренний час заведение пустовало, так что кроме одинокого слуги и уставших, мокрых насквозь матросов, полночи таскавших на «Попутный ветер» бочки с пресной водой, других посетителей не было.