Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Это был настолько глупый вопрос?

– Когда-то давно наш капитан Джек учился основам навигации у моего отца. Это был первый вопрос, который он ему задал, – отсмеявшись, ответила Эрнеста почти шепотом и наклонившись при этом к самому его уху. Генри и Роджер, переглянувшись, дружно расхохотались.

– На самом деле тут есть одна хитрость, отец научил меня ей, когда мне было пять лет, – с необычайно доброй, хотя и чуть печальной усмешкой поделилась наконец Эрнеста, когда оба они немного поутихли. – В моих картах, чтобы не было путаницы, север всегда находится наверху страницы. Где находится восток? – нарочито строго посмотрела она на Роджера, но мальчишка, нисколько не испугавшись, бойко ткнул пальцем в правый край карты:

– Вот здесь!

– Великолепно! Джек, я определенно возьму твоего сына к себе в ученики – давно мне не попадались такие смышленые ребята, – жизнерадостным голосом заявила Морено как раз приблизившемуся к ним капитану; однако тот лишь бледно усмехнулся мальчику и сразу же с крайне серьезным видом протянул ей подзорную трубу. Эдвард видел, как девушка мгновенно, одним прыжком вскочила на ноги и почти выхватила прибор у него из рук: вся ее веселость сразу же исчезла:

– Где, Джек, где?

– На северо–западе, – указал тот рукой. Морено взглянула в указанном направлении и почти сразу же вздрогнула, произнеся еле слышно:

– Давно?

– Уже почти три часа. Разглядеть флаг до утра не удастся, но само судно явно не мелкое.

– И, может быть, оно даже не одно, – негромко заметила Эрнеста, забирая трубу и вместе с ней отправляясь на корму, откуда открывался лучший обзор. Когда она проходила мимо него, Эдвард осторожно тронул ее за плечо:

– Сеньорита, что случилось?

– Взгляните сами, – поколебавшись, ответила та, протягивая ему трубу. Дойли взял ее, приладил к своим глазам и навел в указанном направлении. В первые секунды ему показалось, что горизонт чист: однако затем он различил смутные тени, в которых опытный взгляд сразу же определил бы очертания кораблей. Эрнеста Морено была права: не один, но по меньшей мере три тяжелых судна, более всего похожих на испанские галеоны, покачивались вдалеке на волнах – не начиная пока что атаку, но, уже несомненно, огромными угрожающими тенями следуя точно за ними.

В доме мистера Рочестера Томас уже бывал раньше – Бенни Хантер, простой и хороший человек, исполнявший обязанности помощника повара помимо прочих мелких поручений, редко имел возможность отлучаться надолго со своей работы, но приятелей всегда охотно привечал, зазывал на кухню и делился кусками побольше и повкуснее. Над Смитом и его странностями он порой посмеивался, но не с целью обидеть, а просто в силу своего жизнерадостного характера – это понимали все, а сам Томас – в первую очередь. И ни за что прежде он не стал бы отвечать этому добродушному, приятному во всех отношениях толстяку обманом за все его мелкие услуги, но теперь и сам не понимал, что же происходит. Смит отлично сознавал, что слаб умом и потому наверняка не понимает многих вещей, очевидных обычным людям; однако неведомое чувство жгло его изнутри, как раскаленным железом. Ничего в своей жизни – в известных ему ее пределах – ему прежде не хотелось так, как увидеть еще раз ту женщину: хоть мельком, но посмотреть на нее еще раз; и еще, как бы глуп и слаб он не был, но Томас все же полагал, что ей может потребоваться помощь – пусть даже от такого беспомощного сумасшедшего, как он.

На кухне у Рочестера ему нравилось: там было тепло, и спокойно, и, как правило, тихо; повар Хаксли, в целом незлобивый, хотя и довольно жадный, имел известное пристрастие к спиртному, а потому после обеда обычно взваливал все обязанности на Бенни, а сам уединялся с бутылкой в своей комнатушке и не выходил оттуда до утра. Хантер же быстро, в два часа готовил еду – отдельно для хозяина дома и для остальной прислуги – а оставшуюся часть дня посвящал вот таким многочасовым посиделкам с друзьями на кухне, где никогда не бывало безлюдно. Смит и прежде частенько бывал здесь, однако впервые чувствовал себя чуждым всей этой сытой, безмятежной обстановке. Расположившись в углу, подальше от распространявшей нестерпимый в послеобеденные часы жар печи, он с непонятной даже ему самому настороженностью наблюдал за остальными – какое-то внутреннее чувство настойчиво повторяло ему, что нужно дождаться момента и постараться что-нибудь узнать о той случайно увиденной женщине. Быть может, даже не от самого Хантера – но тогда надо постараться заговорить ему зубы, отправиться следом за ним под предлогом помощи, чтобы получить возможность осмотреть дом; тот наверняка охранялся, а женщину, ради которой сам мистер Рочестер отправился в порт, должны были стеречь крепче всего, но Томасу, как слабоумному, позволительно было не думать об том в первую очередь. Словно дикий зверь, поджидающий свою добычу в засаде, сидел он, лениво–устало развалившись, будто задремав после тяжелого дня, слушал вполуха остальных и неотрывно смотрел на дверь, гадая, когда придет нужная минута.

И подходящий момент наступил, хотя и отнюдь не сразу: в коридоре раздались тяжелые шаги, и в кухне показалась всклокоченная голова какого-то человека – Смит не знал его имени, но то, несомненно, был один из двух матросов, вместе с Хендриксоном приведшим рыжеволосую пленницу в дом Рочестера.

– Эй, ты, – подозрительно небрежно и тихо позвал он Бенни – тот мгновенно подорвался с места, извинившись перед друзьями, схватил лежавший в корзине под столом сверток и бросился к нему. Матрос махнул рукой, недовольно покосившись на остальных:

– Давай-ка выйдем, Хантер.

Дверь за ними захлопнулась, однако сразу же чуть заметно приоткрылась от сквозняка; и это, казалось бы, случайное событие почему-то полностью завладело вниманием Томаса. Он никогда не был особенно осторожен при выполнении каких-либо действий, и товарищи нередко посмеивались над его неуклюжестью, однако то, что происходило теперь, определенно было странно: медленно, аккуратно, со все тем же сонным видом Смит поднялся, отступил в тень от шкафа с посудой, никем не замеченный, подошел к двери и приник лицом к узкой щели, в которую виден был коридор. Правой рукой при этом он извлек из кармана пеньковую трубку, которую почти никогда не курил, и сделал вид, будто принялся набивать ее; но все его внимание было занято Бенни и тем матросом, переговаривавшимися громким шепотом в коридоре.

– Вот, Уилл, – искательно предлагал Хантер, протягивая собеседнику сверток. – Все так, как ты любишь: и свинина, и сухари, и масло…

– Ну ладно, – ворчал тот недовольно, принимая угощение. – Надо бы и той, что в подвале, еды отнести, слышишь? Только тихо чтоб было.