Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Вы очень многого не знаете обо мне, – силясь говорить с улыбкой, быстро возразил Эдвард, беря ее за руку. – А я – о вас. Так что нам обоим еще определенно рано думать о смерти…

– Как не думать о том, что у нас прямо под ногами?! – сорвавшись, громко выдохнула Эрнеста. Дойли промолчал, стиснув зубы – он чувствовал, что будет правильнее дать ей выговориться, нежели снова начинать лезть со своими утешениями.

– Когда мне было шестнадцать, – начала Морено глухим, прерывающимся голосом, – матросы из команды моего отца прибыли на Меланетто и рассказали о смерти родителей. Оба погибли… погибли при взрыве порохового склада. Я тогда жила вместе с… с Рэндаллом – он когда-то тоже служил отцу и был добр ко мне… Я звала его дедушкой, – к изумлению Эдварда, на мгновение ему почудились слезы, блеснувшие на ее ресницах. – Рэндалл… Рэндалл тогда уже лежал, не мог встать, и кашлял беспрерывно… а когда затихал, повторял, что не хочет умирать, и просил меня поговорить с ним.

– Он был стар. Вы ничего не могли поделать, – бессознательно взяв ее за вторую руку, проговорил Дойли. Эрнеста покачала головой:

– Я должна была сказать ему что-нибудь. Что все в порядке, что я рядом с ним, что смерти нет… Но я… я не могла произнести ни слова. Сидела рядом с ним, подавала пить – и все, все молча. А после… уже на рассвете пришел еще раз врач, поглядел и сказал мне: «Отмучился!». Я тогда на него посмотрела – и почему-то даже не заплакала, а… обрадовалась, наверное? Тому, что ему больше не будет больно или страшно… И только теперь я начинаю задумываться о том, что он ведь просил о такой малости – а я ему отказала! И сейчас снова отказываю!..

– Эрнеста… Мисс Морено! – тревожно, торопливо начал Дойли, но девушка глядела на него своими широко распахнутыми глазами, задыхаясь от рыданий:

– Я должна пойти к Моргану! Должна поблагодарить его, а я… не могу! Не могу! Мои отец и мать погибли, два брата и сестра умерли почти сразу после рождения, Рэндалл сгорел в три месяца от лихорадки, Билла застрелил Винченсо, которого я сожгла вместе с «Коброй», а теперь еще и Морган… И всем этим людям смерть принесла я! Если бы не я…

– Если бы не вы, – низким, жестким голосом перебил ее Эдвард, – я уже давно спился бы или пустил себе пулю в лоб. Я отлично понимаю то, что вы сейчас чувствуете, но вспомните: Морган отдал свою жизнь за то, чтобы у нас остались вы. Штурман, который еще может вывести нас из этой ловушки, и человек, равного которому… – Он замялся на секунду: – Вас здесь обожают все эти люди. Я знаю, за что. Вы… Вы заслуживаете этой любви.

Эрнеста медленно подняла на него свои темные, все еще полные слез глаза.

– Любовь единственного человека, которую я стремилась получить здесь, я так и не заслужила, – тихо, отчетливо и просто ответила она – и под ее взглядом Эдвард почувствовал, как странное чувство, всегда возникавшее в нем в ее присутствии, со внезапной силой развернулось в его груди, ударив в голову и лицо. Но одновременно с ним другое – холодное, жестокое упрямство, взращенное всей его жизнью – поднялось внутри навстречу ему, и Эдвард сдался.

– Ее вы тоже заслужили, но я… я не заслужил. Если мы выберемся из этой истории, я все равно однажды уеду в Англию и вернусь на службу. Пиратская жизнь не по мне, – чуть слышно, виновато, как мальчишка, втянув голову в плечи, признал он – и сразу же спустился прочь с юта, позорно и быстро, ненавидя себя самого за это. Близость смерти, срывавшая покровы со всего вокруг, докатилась и до них; и Дойли с трудом понимал, что именно в словах девушки ужаснуло его. Образ Мэри Фостер, как всегда, возник в его памяти: солнечный и прекрасный, но настолько далекий, чуждый всему, что окружало Эдварда, и, что самое страшное – не столь четкий, как прежде. До сих пор он всегда мог в малейших подробностях воспроизвести в голове каждую его черточку, каждое движение и выражение. Но теперь лицо мисс Фостер словно дробилось, расплывалось перед его внутренним взором: снежно–белая кожа вдруг покрывалась яркими поцелуями солнца, в синих глазах просвечивала угольная, загадочная чернота, прежде ровные крупные локоны переплетались между собой, украшенные рядами мелких кос и бусин. На беду, Эрнеста и Мэри – при всем множестве отличий – действительно чем-то неуловимо были похожи, и это сходство, затмив все остальное, теперь со внезапной силой ударило Эдварду в голову; закрывая глаза, он уже не мог мысленно отличить одну от другой.

Зажмурившись на секунду, Дойли глухо застонал. Боже мой, чем же он сейчас лучше Генри? Разве у него нет иных дел, чем раздумывать над тем, какой девушке в действительности принадлежит его сердце – тем более, что это и так давно ясно… Нет, нет, давно пора заканчивать. Довольно пиратства в его жизни! Как только они оторвутся от погони, в первом же порту – собрать свои вещи, накопленных денег хватит на первое время, а там…

А вдруг завтра я умру, вдруг с холодной ясностью подумал Эдвард. Вдруг она… она тоже умрет, и уже никогда не будет ее черных глаз, внимательных и зорких, ее оценивающего прищура, ее загадочной усмешки, ее внезапных и смелых мыслей, воплощаемых умелой рукой на бумаге, ее неправильной и свободной речи на десятке языков Карибского побережья, ее редкого, но искреннего смеха, ее отзывчивости и доброты, честности и верности, жестокости и бесстрашия в бою… Вдруг она умрет – и так и не услышит от него тех самых слов, что могли бы успокоить ее, наполнить смыслом последние часы жизни? Эдвард стиснул зубы, постоял так, проклиная себя, и все–таки бросился обратно наверх. Но Морено, почти спокойная и бесстрастная, уже стояла напротив капитана, внимательно слушая его и изредка отвечая на короткие вопросы – судя по тому, как они оглядывались по сторонам, рассматривая окружающие скалы, разговор касался нового маршрута. Увидев Эдварда, Эрнеста даже не вздрогнула, но черные глаза ее стали совершенно ледяными.

– Сеньорита Морено, можно вас на пару слов? – покосившись на капитана, глухо спросил Дойли. «Мисс штурман» пожала плечами:

– Я на минуту, Джек.

– Послушайте, – действительно волнуясь, как мальчишка, сбивчиво начал Эдвард. – Эрнеста, я… то, что я вам сказал…

– Мистер Дойли, давайте лучше скажу я, поскольку нам с капитаном нужно срочно решить, каким путем идти через ущелье, – резко перебила его Эрнеста. – То, что вы сказали – возможно, показалось вам слишком резким, но я не ваша невеста–дворянка, как уже говорила раньше, и предпочитаю честность любезности. Так что избавьте меня от своих объяснений и, ради Бога, не пытайтесь говорить мне что-то из жалости. У нас и так сейчас полно проблем, не будем же создавать себе еще и новые!

***

Дело было уже к ночи, когда Эдвард снова спустился в трюм. На сей раз он шел уже со вполне определенной целью: рулевого Айка только что опустили за борт, и любыми силами нужно было вытащить из лазарета убитого горем Макферсона и убедить проспать хотя бы пару часов. Это оказалось неожиданно просто: старый боцман был настолько измучен, что не имел даже сил спорить. Отослав его в кубрик под присмотром немного успокоившегося Генри, Эдвард уселся напротив Моргана и еще раз внимательно осмотрел его с ног до головы. Рулевой был живуч, как дикий зверь: лицо его было серее глины, от перевязанных обрубков, оставшихся после ампутации Халуэллом искалеченных ног, исходил страшный смрад сырого мяса, но он был еще жив и мгновенно очнулся, стоило Эдварду присесть рядом с ним.