Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Т… ты… ты!.. – повторял он свистящим шепотом; тонкая струйка крови пошла у него изо рта. Морено, опомнившись, наклонилась над ним, с силой надавливая на рану рукой:

– Говори, где они! Отвечай, и тогда ты умрешь быстро и безболезненно!..

– Мне все равно, – со слабой усмешкой просипел Гарсия. – Боли… боли я давно не боюсь. Ра… разучился.

Морено яростно оскалилась и нарочито надавила пальцами на хлюпающее под ними мясо, вырывая из груди раненого мучительный стон:

– Ничего, сейчас быстро научишься обратно! Говори, солгал ли ты о моей семье? Солгал ли мне так же, как всем тем несчастным, которых ты сделал своими рабами?! Говори, говори, не то я… – свободной рукой она сдавила его горло, подержала несколько секунд и чуть ослабила хватку. Гарсия зашелся кровавым кашлем, но глаза его остались ясными – только голос стал тише и хриплее, так, что Эрнесте пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы разобрать слова.

– Я не солгал тебе, – пробормотал умирающий, цепляясь за ее запястье с таким отчаянием, что Морено, брезгливо дернувшая было руку к себе, замерла на полпути и с глухим рычанием вернула ее на место. – Я вел… вел записи с тех пор, как звал каждого… на борт в команду… Сначала даже думал… думал, что смогу… выполнить свои обещания им… но долго… слишком долго – много времени нужно было, чтобы… Я стал делать пометки в бумагах… кто из их родных мертв, кто еще жив… А твои родители – они действительно… у Рочестера… не солгал… – зашептал он совсем неразборчиво. Эрнеста стиснула его плечо:

– Где эти бумаги?

– В моей… в моей каюте. Девятая доска от окна… сдвинь ее вправо, и увидишь тайник. Там все… – глаза капитана Гарсии гасли, но он мутным взглядом все еще хватался за лицо девушки, как утопающий – за единственную, бесполезную, но дающую подобие надежды соломинку. – Я… не хотел, чтобы так вышло. Не хотел тебя убивать… Я заслужил, – вдруг ясно и спокойно, почти обычным своим тоном проговорил он. Эрнеста стиснула зубы.

– Благодарю тебя за это. Прощай, – вымолвила она и хотела уже отвернуться, когда Гарсия вдруг протянул к ней окровавленную руку и попросил чуть слышно:

– Поцелуй меня… Хотя бы один раз… за то, что сказал о твоих родных… – голос его прервался новым приступом кашля, слабым и мелким, но сотрясавшим его уже почти безвольное тело в последних конвульсиях. Эрнеста видела не раз, как умирают люди, и прежде думала, что привыкла к этому; но женская жалость на мгновение взяла верх в ее гордом сердце. Наклонившись к Гарсии, она молча, выдохнув из легких весь воздух, жегший горло, прижалась губами к его лбу – большего Морено не могла заставить себя сделать, даже если бы и хотела. Но испанцу, казалось, было достаточно и этого; он повернул голову и на одно короткое мгновение снова стиснул ее запястье, затем вдруг задрожал, начал приподниматься, мучительно, тяжело дыша – и рухнул обратно, в лужу собственной крови. Эрнеста, помедлив, тронула пальцами его шею: конечно, рассудив трезво, она бы стала проверять отсутствие пульса на всякий случай, однако именно в эту минуту ей почему-то не верилось в то, что этот человек, получивший над ней, хоть и на короткое время, такую власть, внушавший ей неподдельный страх и самое настоящее отчаяние – мертв.

– Генри!.. – привел ее в чувство сорванный голос Рэдфорда: сгорбившись над юношей, он с трудом подчиняющимися ему самому руками пытался перевязать его рану оторванным от собственной рубашки подолом. Эрнеста вскочила, метнулась к нему, машинально помогая затянуть узел. Опомнившись, наклонилась к чужой груди и побледнела, услышав в ответ лишь мертвенную тишину.

– Джек, – справившись с собой, тихо сказала она, – Джек, нужно скорее уходить отсюда.

– Сейчас, сейчас, – кивнул тот, едва ли вообще поняв смысл ее слов: застывший взгляд его был прикован к белому, неподвижному лицу Генри – и такая дикая, сумасшедшая надежда была в глазах капитана Рэдфорда, что Эрнеста в отчаянии встряхнула его за плечи:

– Джек, ты меня слышишь? Нужно бежать, пока нас не схватили!

– Он сейчас очнется, и мы уйдем вместе, – убежденно отрезал тот, наклоняясь ближе к Фоксу и хлопая его по щекам. – Сейчас, сейчас, Эрнеста. Не спеши. Мы успеем…

– Джек, он мертв! – тряся его за плечи в попытке достучаться до сознания друга, крикнула девушка. Новый звук, раздавшийся откуда-то снизу, заставил ее похолодеть: очевидно, матросы, потеряв терпение и услышав выстрелы, принялись выламывать дверь кубрика. Та, конечно, была прочной и надежной, но едва ли могла задержать толпу остервеневших от неизвестности людей больше, чем на несколько минут; надо было спешить. Однако Рэдфорд явно не понимал этого: на все уговоры девушки он не реагировал никак, лишь отбрасывая от себя ее руки при попытке увести его – с силой, неожиданной для человека, перенесшего подобное.

– Джек, нам нужно уходить отсюда! Ты слышишь это? Скоро они придут сюда и убьют нас обоих, – увещевала его Морено с неподдельным отчаянием. – Джек, подумай о Генри – он ведь умер ради того, чтобы жил ты!

Рэдфорд перевел на нее безумный взгляд, разлепил сухие губы, явно намереваясь что-то сказать – и замер, умолк, снова повернувшись к телу юноши. Зашарил по нему руками, ощупывая грудь, остановился, переложил пальцы на шею, пытаясь нащупать пульс – словом, не знай Эрнеста своего друга много лет, такое поведение показалось бы ей действиями сумасшедшего.

Особенно громкий грохот снизу, донесшийся через переборки, заставил ее вздрогнуть. Джек, не поднимая головы, произнес негромко, словно во сне:

– Уходи.

– Ты совсем спятил? – от его неподвижного, равнодушно–спокойного выражения лица Эрнесту против воли брала дрожь. Рэдфорд повторил:

– Уходи. Спасайся сама. Я не могу его бросить здесь.

– Джек, – сделала последнюю попытку достучаться до него Морено, – Джек, он мертв, и нам нужно уходить… – со стороны кубрика раздался треск выламываемых досок, и Эрнеста, разом бросив свои увещевания, подхватила друга под локти, оттаскивая от неподвижного тела – в сторону лестницы, за которой имелся выход на палубу. Рэдфорд извернулся с неожиданной для еле стоявшего на ногах человека силой, рухнул снова на колени и едва ли не ползком двинулся обратно.

– Уходи, тебе говорят! – крикнул он при этом почти прежним голосом, и Эрнесте сразу же стало понятно – своей волей он не сдвинется с места. Времени оставалось совсем мало: судя по звукам внизу, матросы если и не выломали еще дверь кубрика, то были к этому близки. Морено выдохнула, пытаясь совладать с собой – думать, думать быстрее! – и огляделась по сторонам.

В глаза очень кстати бросилась, издевательски блеснув лезвием, выроненная ею в схватке с Гарсией сабля. Тяжелая рукоять легла в ладонь, как влитая; Эрнеста взвесила ее, обернулась еще раз к Рэдфорду: тот сидел в той же позе, склонившись над телом Генри и не замечая ничего вокруг.