Карл Марлантес - Маттерхорн [ЛП]

– Мы все не можем быть как Чести Пуллер, сэр, – сказал Джексон.

Меллас глубоко вздохнул, потом ещё раз и выпустил воздух, раздув щёки. 'Слушай, Джексон, ты покажешь мне, как вы здороваетесь с братишками?'

– А?

– Ну, ты знаешь. Вот эта херня: шлёп-шлёп-шлёп.

Джексон посмотрел на Мелласа, не уверенный, что тот говорит серьёзно. Когда Меллас не отвёл взгляда, Джексон закатил глаза и сказал: 'Только никому не говорите, как вы этому научились, ладно?'

Меллас хмыкнул и выставил кулак. После пяти попыток Меллас ещё не овладел замысловатыми движениями.

– Ещё чуть-чуть, лейтенант, – говорил Джексон, снова выставляя кулак. – Почти готово.

Меллас вздохнул: 'Всё ещё не так как нужно'.

Джексон улыбнулся: 'И не будет'.

– Почему не будет?

– Вы не чёрный.

Меллас вдруг почувствовал себя неловко, даже глупо, за то, что попросил Джексона показать ему приветствие. 'В глубине души я всегда думал, что мы все одинаковые', – сказал он.

– Мы одинаковые. Блин, у меня два белых прапрадеда, как и у вас. Просто мы слишком долго смотрели на вещи по-разному, так что не можем много говорить об этом.

– А ты попробуй.

– Не получится, лейтенант. – Джексон сложил руки. – Думаете, кто-нибудь поймёт, что вы чувствуете в джунглях? То есть, даже если б они были во всех отношениях такие же, как вы, вы действительно считаете, что они поймут, на что это похоже быть здесь? По-настоящему поймут?

– Наверное, нет.

– Вот, и то же самое быть чёрным. Пока сам не побудешь – не получится.

Меллас пошевелил ногами и с чавкающим звуком вытащил один ботинок из жижи. Ниже, в линиях окопов, он увидел Крота: тот стоял у своего окопчика и пытался отлить. Получалось неважно. Меллас не мог припомнить, когда отливал сам, помнил только, что это была бурая струйка. Он услышал звуки миномётных выстрелов. Крот торопливо застегнул ширинку на молнию и нырнул в окоп. Три мины ударили по посадочной площадке. Меллас убрал руки от ушей и ждал. Крот снова встал, чтобы закончить попытку пописать. Меллас вместе с Джексоном лениво наблюдал за ним, прикидывая, выйдет ли наружу хоть что-нибудь.

Когда Крот сдался, Меллас повернулся к Джексону: 'Эй, Джексон. Пока мы не разбежались, хочу спросит тебя кое о чём. Если думаешь, что я мудак, раз спрашиваю об этом, просто постарайся не сердиться на меня за это'.

Джексон ничего не ответил.

Меллас нырнул с головой: 'Я думаю, такие парни как Китаец, а, может быть, даже и Крот, отправляют оружие домой. Не может Крот терять столько запчастей к пулемёту, как говорит'.

Джесон хохотнул: 'Думаю, эта операция свёрнута. – Он смотрел в туман, глаза его мерцали. – Скажем так, более удачной деловой практикой'.

– То есть?

– Среди братьев толкуют, что они этим больше не занимаются, сэр.

Меллас хотел прощупать это дело, но удержался. Достаточно знать то, что слух верен и никаких действий предпринимать не нужно. После короткого молчания Меллас спросил: 'Намечается серьёзная суета? Я имею в виду, на родине. Сам знаешь, оружие-то серьёзное'.

Джексон ничего не сказал.

– У меня такое чувство, что как-то я должен вмешаться, но никакого хрена поделать не могу.

– Не можете.

– Совсем ничего?

– Просто оставьте нас, блин, в покое. – Джексон смотрел ему в глаза и говорил по-доброму. Хотя Меллас был и офицером, и белым, в этот момент Джексон был просто человеком почти одного с ним возраста, который делит с ним один окоп. – Вы на самом деле ничего не понимаете, да? – сказал Джексон.

– Думаю, нет.

Джексон вздохнул: 'Чёрт возьми, лейтенант. Через час-другой мы можем погибнуть, поэтому я думаю, сейчас не тот момент, когда можно валять дурака и не говорить друг другу то, что мы имеем в виду. Вы с этим согласны?'

– Только не с той частью, где мы умрём через пару часов, – ответил Меллас.

Джексон одобрительно фыркнул: 'Хорошо, сэр'. Он помолчал. Потом сказал: 'Вы расист'.

Меллас сглотнул и посмотрел на Джексона, открыв рот.

– Теперь держитесь, – сказал Джексон, явно подбирая слова. – Сильно не волнуйтесь. Я тоже расист. Нельзя расти в Америке и не быть расистом. Каждый на этой вонючей горе – расист, и каждый на родине – расист. Только есть большая разница между нами, двумя расистами, которую ни вы не можете изменить, ни я не могу изменить.

– И что же это? – спросил Меллас.

– Быть расистом помогает вам и оскорбляет меня. – Джексон смотрел вдаль. Оба молчали. Потом Джексон сказал, – Знаете, Китаец понял это правильно. Мы должны опрокинуть расистское общество. Это нелёгкая штука. – Он оживился. – Есть ещё одра разница между нами, расистами.

Меллас хранил молчание.

– Некоторые из нас, расистов, предвзяты и некоторые – нет. Возьмём вас: я б сказал, вы стараетесь не быть предвзятым. Я тоже, и Кортелл, и даже Крот, хотя он никогда в этом не признается. Хок не предвзят, это правда. Быть непредвзятым – лучшее, что мы можем сделать сейчас. Слишком поздно быть расистом.

– Не улавливаю сути.

– Сколько чёрных друзей у вас на родине?

Меллас помолчал, смущённо глядя в туман. Потом обернулся к Джексону: 'Нисколько'.

– Пра-а-авильно, – сказал Джексон с улыбкой. – И у меня нет белых друзей. Мы не освободимся от расизма до тех пор, пока моя чёрная кожа посылает те же сигналы, что и рыжие усы Хока. Так сейчас складывается, что вы не можете смотреть на меня, не подразумевая чего-то ещё, и я не могу смотреть без такого же отношения.

Меллас начинал понимать.

– Мы узнаем, что освободились от расизма, когда у каждого белого человека появится чёрный друг, – сказал Джексон. Потом он громко рассмеялся. – Эй, вы же человек математики, лейтенант. Это значит, что у каждого чёрного человека должно быть семь или восемь белых друзей. Так-то. Не выйдет. Нам до этого далеко. – Он понизил голос. – Очень далеко.

– Я понял, – сказал Меллас. Он улыбнулся. – Так что же делать?

Он подождал, пока Джексон немного подумает. 'Это похоже на то, как вам нравится Китаец, – сказал Джексон. – Вы должны прекратить это дерьмо'.

– Что не так с тем, что Китаец нравится?

– Ничего нет неправильного в том, что Китаец нравится. Китаец нравится всем. Поэтому у него так хорошо получается организация всяких штук. Что я имею в виду, это то, как вам нравится Китаец. Я говорю о том, что он ваш ниггер.

Колкое замечание заставило Мелласа замолчать.

– Вы же знаете, кто такой Дядя Том, верно? – сказал Джексон, касаясь петли на шее. – Что-то типа Степина Фетчита?

– Угу.

– Так вот, это чей-то ниггер. – Длинные пальцы Джексона забарабанили по грязному камуфляжу. – Это мысль какого-то белого, который жил в Голивуде в 1935-м году. Но сейчас у нас имеются парни, подобные Китайцу. Они ходят с причёской 'афро', даже если она ведёт их к беде. Блин, привести их к беде. И они бросаются говном в лицо белого при каждом удобном случае. Итак, вы что-нибудь знаете? Вы знаете, кто они? Они ниггеры людей, подобных вам, вот кто они такие. Всякий раз, когда они возникают и говорят тебе оставить их в покое и что всё грёбаное общество устроено расистами и свиньями, маленькие белые студенты, живущие на папины денежки в Беркли и Гарварде, встают и говорят: 'Всё правильно, бой, вот ты и расскажи нам, виноватым белым свиньям, что происходит. Я с тобой. Ты мой ниггер'. Только никто из них не собирается объединяться с нашими школами. Никто из них не собирается ехать на юг, заседать в жюри присяжных и стоять за чёрного человека. И к тому же никого из них не везут домой в прорезиненных мешках. На деле, как только разгорелась эта война, все богатенькие белые ребята забыли всё, что касается гражданских прав, и запереживали о том, что их задницы призовут.