Ирина Сукневич - Битва на поле Куликовом

«Мне б такого коня, как у Дмитрия Ивановича, — думает Юрка. — И копье позлащенное».

Не ведает Юрка, что настанет день, и сойдутся пути великого князя и сына сапожника, и будет у них одно великое дело…

А за окном развиднелось, дождь кончился. Скорее на улицу!

Юрка вышел из отцовской бревенчатой избы и — делать ему вроде бы нечего — пошел бродить по двору. Подошел к громадному, в три обхвата чану из дубовых досок. Когда-то в нем был «квас усниян» [4] Так называли тогда дубильный экстракт, приготовленный из мелко надранной коры деревьев — дуба, ивы, ели. , а теперь собирается вода, стекающая во время дождя с крыши. Поболтал Юрка руками в воде, пустил несколько щепок и стал изо всей силы дуть, пытаясь натолкнуть одну щепку на другую. Но ничего не получалось веселого из этой затеи, и Юрка пошел к сараю. Прежде тут стоял этот чан и зольник [5] Зольник — прямоугольный ящик из бревен и досок, наполненный известью или золой. В него клали шкуры, чтобы приготовить их для очистки от шерсти и подкожной плевы животных. , потому что прадеду, да и деду мальчика приходилось самим очищать от шерсти шкуры. Теперь зольника нет. Юркин отец покупает готовую кожу у кожевенников. Так работать сподручней: больше нашьешь сапог, сумок, ножен для кинжалов, да мало ли еще чего. Покупает сапожник и поношенную обувь, починит и несет на торг. Большая у него семья — свой огород не прокормит. И хлеб и одежду — все он покупает на торгу.

Юрка хотел было пойти под навес, где летом работает отец, прячась от дождя и солнца. Там много интересного: и широкие ножи для раскройки кожи, и изогнутые шилья, куски воска для вощения дратвы, точильные бруски. Но инструменты отец трогать не велит, и мальчик, минуя навес и сарай, направился к конюшне. А в ней хромая кобылица ест сено. Рядом с кобылицей жеребенок Сильный. Так назвал его Юрка, потому что это его конь.

— Соси, соси пуще, — наказал мальчик своему любимцу, уткнувшемуся в живот матери-кобылицы. — Сил набирайся.

Рядом с банькой колодец с журавлем, а вдоль частокола рябины огнем горят.

Удобнее всего доставать ягоды с крыши баньки, и Юрка лезет на крышу. Оттуда виден соседский двор. Там живет его друг Доронка, сын кузнеца.

Из просторной пятистенной избы слышатся скрип раскачиваемой люльки и песня, которую напевает сестра Доронки Евфросинья. Только слов разобрать невозможно.

— Доронка-а-а! — протяжно закричал Юрка. — Доронка-а-а!

Вместо друга вышла из дома Евфросинья:

— Что кричишь? Дитя разбудишь!

— Доронку мне надобно.

— Он в кузнице, батюшке помогает, — сказала Евфросинья и ушла в избу.

Юрка легко спрыгнул с крыши баньки, а кузница, вот она, рядом, из открытой двери чад волной вытекает, и озаряется она малиновым светом. Да еще звонкие удары оттуда слышатся: бух! бух!..

Мальчик вошел в кузницу. У наковальни стоял мастер-кузнец, отец Доронки. В левой руке он держал в щипцах кусок железа, медленно поворачивал, подставляя под удары. А в правой руке кузнеца маленький молоточек: стук молоточком по железу — показывает мастер, куда бить надобно. А два подмастерья бьют по указанному месту кувалдами.

Стук — молоточком, бух — кувалдой. И от красного куска железа искры во все стороны разлетаются.

Все чаще и чаще постукивает молоточек, а за ним молоты словно вдогонку торопятся. Все больше и больше огненных звезд рассыпается и тухнет в черной от копоти кузнице.

Рядом с отцом Доронка стоит, одногодок Юрки, тоже ему недавно девять лет исполнилось. Внимательно следит Доронка за работой кузнецов: учится…

Когда кусок железа начал остывать, стук молотов прекратился, и один из подмастерьев положил длинную полосу железа на тлеющие в горне [6] Горн — печь для накаливания металла. березовые угли, а другой начал мехами раздувать огонь. И тотчас между слегка притухшими углями забегали красные змейки и окрылись в ярко засветившихся углях.

Смотреть, как снова медленно раскаляется железо, было неинтересно, и Юрка сказал другу шепотом:

— Доронка, пойдем рыбу удить. Вчера дядя Михалка, что за три двора от нас живет, язей, голавлей, ершей и щук наловил великое множество.

— Недосуг мне, да и врешь ты.

— Вру? Да он еще судака поймал и одну стерлядку.

— Стерлядку? — Доронка уже колебался: может, правда, пойти?

— А еще, говорят, осетра поймали, во какого! — И Юрка раскинул руки так широко, как только мог.

Доронка знал, что заходят иногда осетры в Москву-реку из Волги, но даже если бы им попался осетр, разве они вытащили бы его на берег?

— Ну, может, налима поймаем иль сома, жирнющего, с усами, — не унимался Юрка.

— Нет, недосуг, — опять стал серьезным Доронка, посмотрев на отца.

— Пошли! — не отставал Юрка. — У меня на удилище новый берестяной поплавок, а ты блесну бы взял на щук, а?

— Нет, дела у меня, — наотрез отказался Доронка.

— А какие же?

— Учусь. Пока помогаю батюшке: меха раздуваю, воду ношу. Вот смотрю, как меч куют. А подучусь малость, так вместе с ним выкуем и мне доспех. Батюшка говорит, что к тому времени как раз придет пора татар воевать, понял?

У Юрки глаза раскрывались все шире.

— К князю Дмитрию Ивановичу в войско пойду! — гордо продолжал Доронка, видя, как ошеломили его слова друга. Когда он замолчал, Юрка вздохнул:

— Счастливый ты: и пику и шлем себе выкуешь, а мой батюшка сможет научить меня только подкольчужную рубашку сшить из кожи.

— А без нее тоже нельзя, — ответил Доронка. — Как ударят саблей, так кольца в тело и вопьются, коль рубашки не будет. Давай так: ты мне рубашку сошьешь, а я тебе доспех выкую.

— И вместе пойдем в войско князя Дмитрия Ивановича?

— Вместе!

Лица мальчиков сияли. Юрка думать забыл и о жирном налиме, и об осетрах, что заплывают из Волги в Москву-реку.

Железо в горне снова накалилось. Кузнец захватил его клещами и положил на наковальню. Подручные взяли кувалды…

— Сюда! Сюда! Сюда! — показывал маленький молоточек, и громадные молоты послушно били в указанное место.

Стояли два друга, Юрка — сын сапожника, Доронка — сын кузнеца, смотрели, как меч куют. Битва с татарами представлялась им игрой…

Плотницкой работы в Новгороде Великом хоть отбавляй. Топор Степанки — плотника искусного — без дела не лежит. За мастерство Степана берут в любую артель. Вот и теперь рубят купцу новый дом. Веселит сердце работа. Шутят плотники. Затянули песню про девицу, что как месяц ясна, чьи глаза как синь озера.

Степан не поет: не горазд, и слов не запоминает, и напев не получается. А слушать, как другие поют, любит.

Под песню хорошо думается. Вот и сейчас вспомнил про свою жену, что с двумя сыновьями осталась дома, в деревне, во владениях князя Андрея Константиновича суздальско-нижегородского.