Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

— Видел тебя среди американцев, — сказал тот при очередной встрече. — Увлекся пачками сигарет и меня не заметил. Хоть и мало ты в Америке побывал, а кое- чему научился.

— Торговля — азарт, господин капитан. Ради нее на все пойдешь.

Около штаба из машины вышел Марушевский. Капитан вытянулся и козырнул ему. Пересиливая себя, Боев поклонился. Надменный вид генерала, учинившего расстрел в казармах, бесил его. Убить бы его, как убил кто-то французского лейтенанта Бо.

С этой мыслью зашел к Теснанову.

— Вот сорганизуемся и обсудим, кого и как убрать, — ответил Карл, выслушав Макара. — А может, товарищи другое что предложат. Ты оповестить сумел?

— Всех знакомых обошел. Знают: в воскресенье, 12 января, подпольное собрание.

— Хорошо. Остальных известим мы с Прокашевым. Адрес правильно указывал?

— Точно: Первая соломбальская деревня, перейти через мостик и налево крайний дом.

— Что решили с докладчиком?

— Как и ты, Петров с Сапрыгиным настаивают на моей кандидатуре.

— Правильно.

— Но не очень удобно. Я ведь недавно прибыл, малоизвестен.

— Не скромничай. За короткий срок ты достаточно проявил себя.

Избу пригородной деревни, в которой квартировал Теснанов, найти нетрудно. Если от Кузнечихи пройти по дорожке к мостику, то ее сразу увидишь, на том берегу речки Соломбалки. Каждый подпольщик знал, что прежде нужно обратить внимание на сигнал: занавески на окнах — значит безопасно, а отдернуты — не заходи.

Сегодня Карл Иоганнович встречал гостей во дворе. Он только что закончил расчистку дорожки, стоял с деревянной лопатой, возвышаясь над сугробами. Люди приходили по одному. Хозяин дома, Тимофей Няников, которому Карл доверял, знал о цели их прихода и любезно приглашал в дом.

Мария Ануфриевна позаботилась накрыть стол для видимости угощения, положила колоду игральных карт. Обычная воскресная встреча друзей. Хорошая жена у Карла, красивая. Молодой вышла за него, вдовца, имевшего уже троих детей. В прошлом году у них родился Павлик. Мария все успевает — и накормить, и обшить детей, и мужу в подполье помочь.

Карл завел в комнату Рязанова с гармошкой и тут же послал во двор поиграть пятнадцатилетнего Леона и девятилетнего Витю. Сыновья знают (не первый раз), что будут караульными, и охотно идут. «У Теснанова, как и у Петрова, вся семья в подполье», — мысленно отметил Закемовский.

Сошлось около двадцати человек — представители всех подпольных групп. Теснанов пригласил людей к столу и сказал о цели собрания.

— А теперь слово товарищу Боеву, — объявил он, заметив удивленный взгляд некоторых подпольщиков, брошенный на незнакомого молодого человека, только

что снявшего полушубок. На нем новый костюм, наглаженная рубашка с галстуком.

— Повестка дня всем известна, товарищи, — начал Макар, сдерживая свой звонкий голос. — О нашей работе и выборы комитета. Я выскажусь по первому вопросу. Думаю, настало время смелее выходить нам на большую дорогу борьбы...

— В подполье маленьких дорог нет, — бросил Рязанов, облокотившись на гармонь. Видно, ему, как и некоторым другим, не очень понравился самоуверенный тон парня.

Боев не смутился, спокойно поглядел на Рязанова и прежним тоном продолжал:

— Я не сказал «маленьких». Но не будем спорить. Поясню свою мысль. Хотя и не так часто, но нас посещают разведчики Красной Армии. В свою очередь и мы должны бывать там. Надо проложить связи с губисполкомом и Центральным Комитетом партии.

— Не так это просто, — опять подал голос Рязанов.

— Верно, — подхватил Боев, делая вид, что не замечает предвзятого тона оппонента.

— Что вы конкретно предлагаете?

— Вот именно, — поддержали Рязанова другие.

— Конкретное мы должны найти совместно.

— С этого бы и начинал.

— Призывать-то оно не трудно...

Вероятно, последовали бы и иные реплики, если бы не вмешательство Теснанова:

— Товарищи! Макар Боев с нашего одобрения готов идти за линию фронта...

— Чего ж сразу-то не сказал? — уже спокойным тоном произнес Рязанов.

Улыбнувшись, Боев только развел руками. Теперь он видел во взглядах доброжелательность.

Стали думать, как лучше ему пробраться. На санях по Северной Двине или по Онежскому тракту? И то и другое рискованно.

— А что, если поездом? — предложил Григорий Юрченков. — Составы с боеприпасами, кажется, до Обозерской ходят. У нас в Исакогорке свой человек — железнодорожник Федорович. Я потолкую с ним.

На этом варианте и остановились.

Окрыленный первым успехом, Боев решил продвинуть идею о подготовке вооруженного восстания.

— Товарищи! Призывая смелее выходить на большую дорогу, — заговорил он, — я не одну только связь с Вологдой и Москвой имел в виду. — Собравшиеся насторожились, повернули головы к нему. А Макар звонче обычного, словно лозунги, провозглашал: — Готовить восстание! Бросить бомбы в офицерское собрание! Взорвать что-нибудь. Скажем, французский корабль «Кондэ». Убить генералов!

— Правильно! — подхватил Закемовский, довольный, что в лице Боева встретил единомышленника.

К нему присоединился и Виктор Чуев, высказавшийся за проведение диверсий.

Однако общей поддержки не последовало. Более того, Теснанов прямо возразил, сославшись на горький опыт восстания в казармах. Возразил и Рязанов, и даже Прокашев, на которого Макар так рассчитывал.

Боев с Закемовским горячо стали отстаивать необходимость восстания и террористических акций. Нельзя прощать злодейства! Надо мстить!

Все ждали, что скажет Сапрыгин, по привычке захвативший в кулак свою бородку.

— Товарищи воинственны, это хорошо, — сказал он, взглянув на Закемовского и Боева. — Но и с восстанием и с террором давайте обождем. Во всяком случае, до возвращения наших посланцев. Гораздо важнее сейчас обзавестись гектографом, а еще лучше типографией. Чтоб воевать листовками.

С этим согласились. Спор утих, хотя в душе сторонники решительных действий чувствовали неудовлетворенность. Теснанов торжественно объявил, что настал момент объединить группы, стать в единый строй борцов. Группы уже многое сделали, а под руководством комитета сделают еще больше.

— Предлагаю избрать в комитет товарища Теснанова, который одним из первых вступил в борьбу, — предложил Закемовский.

Со всех сторон раздались голоса одобрения.

Это тронуло Карла Иоганновича. Его большие свисающие усы вздрагивали от легкого покашливания. Оглядывая сидевших, он коротко рассказал о себе. В Архангельск прибыл в шестнадцатом с группой латышей и стал работать портовым грузчиком. До этого кочегарил на железной дороге, где потерял правый глаз. К сорока годам заработал уже 25-летний трудовой стаж. Участвовал в первой революции в Риге. Архангельская латышская группа, в активе которой он был, энергично боролась за установление на Севере Советской власти. Верной остается она и в эти дни, уйдя в подполье.