Максим Сбойчаков - В бой роковой... [документальная повесть]

Закемовский почувствовал неловкость за свой порыв и поспешил спросить, знает ли Александр Карпович об аресте Стрелкова.

— Знает. Никуда из дома пока не будет выходить. Сказал, чтобы вы, Сергей Алексеевич, как смута уляжется, зашли к нему.

На почте его оформили быстро: был экспедитором, дело знает. Правда, работы еще нет, но скоро, как создадут газеты, все здесь, говорят, закипит. «Надеются, видать, укрепиться. Чёрта с два!»

Сергей решил пройтись по городу. На заборах и стенах домов уже появились объявления, призывавшие вступать в славяно-британский батальон. «Не очень-то надеются на свои силы». Прохожие с удивлением читали и, качая головами, проходили.

На Троицком проспекте, перед зданием губисполкома, где теперь восседало «северное правительство» бывшего народника Николая Чайковского, Сергей в изумлении остановился: на крыше рядом с красным флагом развевался и трехцветный флаг. Эсеры придумали так символизировать свою власть: республика и революция. Вот лизоблюды!

— Позорят нашу святыню. Не могу терпеть, Карл Иоганнович! — выпалил он, забежав к Теснанову. — Сниму наше красное знамя. Подберу ребят и ночью...

Теснанов разделял чувство возмущения, однако высказался против горячности и поспешности. Надо обождать, подумать. Медлительный он, Теснанов, человек, но и упорный. С Февральской революции настойчиво создавал союз транспортных рабочих, терпеливо выслушивал грузчиков в порту, изучал их нужды, добивался улучшения условий работы. И результат очевиден: в союзе теперь более 20 тысяч человек.

Сергей попытался убедить Теснанова, что, мол, оставшись в одиночестве, трехцветный флаг будет наглядно разоблачать эсеров, их приверженность если не к царизму, то к керенщине. Но и это не зажгло Теснанова. Неторопливо приглаживая широкие усы, он повторил:

— Обождем. Тепер осторожность нужна.

Хотя кажущееся хладнокровие Теснанова и выводило Закемовского из терпения, он, однако, чувствовал внутреннее волнение латыша, который в особо трудных обстоятельствах почему-то заметно искажал русские слова. Вот и сейчас слово «теперь» он решительно произносит без мягкого знака, и Сергею нравится это — вроде удара барабана.

— Был у меня Никифор Левачев... — проговорил Теснанов, желая переменить тему разговора.

Закемовский поднял голову. Он как раз хотел побывать в Соломбале у Левачева — председателя профсоюза рабочих лесопильных заводов. Темпераментная, поэтическая натура у этого человека. С ним легко найти общий язык.

— И что же он? — не выдержав паузы, спросил Сергей.

— Предлагал призвать рабочих к оружию... Разве можно? Голыми руками крейсеры не возьмешь.

Пошли в столовую. Сели за столик, заказали, а есть не пришлось. Послышался рев моторов, аж стекла задребезжали. Какая тут еда! Выскочили на улицу, — гидросамолеты совсем низко неслись над железной дорогой. И десяти минут не прошло, как грохнули орудия крейсеров, оглушив город. Не было сомнений, что где-то недалеко красноармейцы. На кого же, как не на них, обрушиваются бомбы и снаряды интервентов.

— Вот тебе и осторожность... Может, Левачев и прав, — с укором произнес Закемовский.

Теснанов невозмутимо ответил:

— Ничего не ясно.

Залпы сотрясали воздух. Били дальнобойные. Люди разбегались по домам, тротуары опустели. По улицам расхаживали только иностранные солдаты. Карл поспешил в союз, а Сергей — на почту. Служащие здесь разбрелись по углам и сквозь грохот высказывали свои предположения о причинах внезапной стрельбы. Преобладало мнение о прибытии советских войск.

— Что там, на улице, слышно? — спросили у Сергея. — Где они, красноармейцы?

Он развел руками: там говорят, мол, то же самое, а где красноармейцы — никто не знает.

Больше часа длилась пальба. Гидросамолеты приводнились и затихли. Смолкли и орудия. Сергей не мог больше сидеть без дела, поспешил на телеграф. Многие служащие тоже покинули помещение. На улице пахло бензином, гарью. Куда-то торопились солдаты. Уж не сматываются ли? Вон и буржуйские сынки, обрядившись в полицейских, бегут за ними. Что же случилось?

Настя ничего не прояснила. Только сказала, что час назад отстукала странную телеграмму, адресованную Кедрову: «Находимся у англичан, нам хорошо, советуем сдаться. Эйдук».

Сергей тряхнул головой. Эйдук — помощник Кедрова, вместе с ним уехал на доклад к Ленину. Каким образом он оказался здесь? Может, фальшивка?

Сергей пошел к Прокашеву. Взъерошенный Дмитрий нервно ходил по кабинету. Увидев Сергея, угрюмо произнес:

— Левачев арестован. Он все-таки устроил митинг в Соломбале и добился принятия резолюции об освобождении арестованных. В это время ударили орудия крейсеров, и Никифор закричал в рупор: это идут наши, к оружию, товарищи! И тут его схватили полицейские.

— Надо поднять все профсоюзы, Митя!

— Советовались мы с Теснановым.

— Небось, он охладил тебя.

— Ты угадал.

— Значит, сложа руки ждать освобождения? Разве не наш долг помочь Красной Армии?

— Наш, Сергей. Но склады оружия под усиленной охраной, а с голыми руками мы плохие вояки. К тому же прошел слух, что красноармейские отряды отступили...

— Не всяким слухам нужно верить.

— Верно. Люди и не верят. Прочитав обращение комитета партии, что опубликовано в «Архангельской правде», рабочие города только что выходили на демонстрацию. Тысячная толпа подошла к тюрьме, потребовала выпустить Левачева, Стрелкова, Гуляева. Подействовало. Правда, выпустили только Левачева.

— Это уже успех!

— Но Никифор тут же проявил свою горячность. Стал стучать в тюремные ворота, требуя выпустить остальных. Когда ему отказали, он опять забарабанил. Его, конечно, забрали и снова бросили за решетку.

— А рабочие что ж?

— Демонстрантам объявили, что власти во всем разберутся и освободят кого надо. Приказали разойтись и пригрозили открыть пулеметный огонь.

«Так вон куда спешили полицейские и солдаты», — вспомнил Сергей виденное на улице.

— Как думаешь, Митя, освободят?

— Трудно сказать. Мы с Теснановым сделаем запрос.

Хмурым вышел Сергей от Прокашева. На улице увидел Тяпкова и еще больше расстроился. Иван шел сияющий.

— Пропуск получил, — похвастался он. — В родную деревню на Пинегу с семьей отправляюсь.

Не будь это на улице, отчитать бы его как следует!

— Тишины захотел, Ваня? — поддел Сергей.

— Как сказать... Держи, — протянул тот руку. — Глядишь, скоро и встретимся.

А вечером дома, в присутствии Андроника, сообщил Чуеву:

— Дружок-то твой пропуск выхлопотал.

— Знаю. Заходил прощаться.

— Прощаться! — гневно подхватил Сергей. — Постыдился бы: эвакуироваться не смог, теперь бегству рад.

Чуев с укоризной поглядел на Закемовского: