Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

– Ah… dommage. Pouvez-vous m’aider? [105] Да-а… как жалко, а вы можете мне помочь?

– Je ne sais pas [106] Не знаю. .

– Je voudrais envoyer une lettre à l’ambassade à Moscou. J’ai déjà essayé mais elles n’arrivent pas. Je me demande si quelqu’un pourrait remettre une lettre à l’ambassade? Vous connaissez quelqu’un? [107] Я хочу отправить письмо в посольство в Москве. Я пробовала, они не доходят, я думаю, если кто-то в Москве пойдет и отдаст его в посольство? У вас там есть знакомые? – она вдруг замолчала и перешла на русский язык. – Дайте прикурить!

Из носовой каюты комсостава вышел, потягиваясь, обнаженный по пояс Фролыч. По небесам прошелся взглядом, зевнул сладко, увидев Горчакова с Николь, улыбнулся, извиняясь, и щелкнул замочком в душевой. Вскоре оттуда раздались бодрые звуки холодного душа.

– Réfléchissez-y s’il vous plaît [108] Вы подумайте, пожалуйста. , – зашептала Николь совсем тихо, – voyez si vous voulez et pouvez m’aider. Ne dites rien à personne, je vous en prie… en faisant cela, je ne fais courir de risque à personne? Bon, je file, à plus tard! [109] Если вы можете и если вы захотите мне помочь! Не говорите никому, пожалуйста… если я так сделаю, я же никого тут не подведу? Все, я пойду, пока!

Горчаков кивнул и достал новую папиросу. Сел от волнения, в сознании ярко встала Ася, они разговаривали с ней по-французски, для практики – неделю по-французски, неделю по-английски. Это было в Питере, стояла теплая осень, Ася очень хорошо говорила по-французски.

На палубе прибывало людей – кокша с заспанным лицом прошла на камбуз, к душу выстроилась очередь, мужики курили, били друг на друге комаров:

– Вчерашняя жара к непогоде была, – сипел Грач, – и рыба вчера клевала, как дурная – все к этому! Дня на три дождь зарядит!

– Ты, старый, еще раз мне такой рыбы наловишь, сам чистить будешь! – раздался с камбуза голос Степановны. – Рыба у них клевала!

– Сейчас увидишь, как эта рыбка пойдет! – Грача пропустили без очереди, и он разговаривал со Степановной прямо из душа.

Николь присела с тазиком мелкой, в ладонь размером, рыбешки над машинным отделением, ловко шкерила ее ножиком и бросала в ведро. С камбуза уже пахло жареной рыбой.

Белов вышел одним из последних, сел за стол невыспавшийся, поевшие уже курили. Николь мелькала между камбузом и едоками. Сан Санычу пришла вдруг в голову ужасно приятная мысль. Представилось, что на всем пароходе они с Николь одни. Он следил за ней, за ее умелыми руками, красивой головой и шеей. Она пришла с очередной порцией жареной рыбы и порезанным хлебом, поставила в середину стола. Села напротив Сан Саныча и смотрела с веселым чертенком в глазах:

– Что, Сан Саныч, видели медведя? Страшный он?

Белов слышал подвох в ее голосе, но не понимал, чему она радуется.

– А тебе что, медвежатины захотелось? – спросил Егор полным ртом и сам захихикал над своей шуткой.

– Без котлет нас оставили! – Степановна присела за край стола, дымя папиросой.

– Рыбы им мало… – не отставала Николь.

– Рыба – рыбой, а без мяса мужики не могут!

– А медведь большой был? – Николь снова обратилась к Белову, – много из него котлет вышло бы? Тысяча?

Сан Саныч снова не нашелся, что сказать. Подумал с неудовольствием, не рассказал ли Горчаков про их охоту.

– Вот смелая! – улыбался Егор снисходительно. – Увидела бы медведя, небось не смеялась бы!

– Я, Егорка, восемь лет на Енисейском заливе прожила! Ближе, чем тебя, их видела! – она собрала посуду. – Вполне милое и безобидное животное. Люди попадались страшнее!

Вверх по течению река становилась все быстрее, а работа напряженнее. По высокой воде перекатов не было вообще, теперь, на первом же – прошли, поднимая за кормой огромные рыже-серые буруны. Всю речку замутили. Грунт днищем не прихватили, но было близко к тому.

Подошли к Кривому, как они его меж собой звали, перекату. Белов больше всего его опасался, река впереди сужалась метров до пятидесяти и делала поворот под острым углом. Судовой ход был сложный, узкий, а самое неприятное – дно могло быть каменное, с правого берега реку подпирали скалы. Встали под перекатом, Горчаков с матросом ушел на шлюпке промерить глубины, а Сан Саныч со старпомом ходили по большой барже, прикидывали, как крепить цепи на корме и какой длины они должны быть. Смотрели подолгу на кривизну поворота.

– Сан Саныч, а не привязать ли нам к цепям еще рельсочку небольшую? – Фролыч присел к рельсам, лежащим на палубе. – Вяжем за один конец… Чтоб наверняка удержало!

На «Полярном» в рубке скучал Егор. Вчера закончил читать «Пещерный лев», больше на буксире неизвестных ему книжек не было. Он подумал дописать письмо матери, которое начал недели две назад, даже сходил за ним. Писать особо было не о чем. Мать всегда интересовалась вещами неинтересными: что он ест да довольно ли им начальство. Егор вспоминал лицо матери, сам следил за струйками дождя, текущими по запотевшему стеклу. За тем, как изгибались эти струйки порывами ветра. Дверь тихо приоткрылась, в нее аккуратно заглянула Николь, увидев, что никого нет, вошла.

– Салю, Егор!

– Салю! – буркнул Егор и покраснел.

Как Николь появилась на буксире, он решил учить французский, но пока знал всего несколько слов. Он обрадовался и засмущался одновременно, даже за штурвал взялся…

– Егор, расскажи, пожалуйста, как мы потянем эту баржу? Все всё время говорят, я не понимаю… почему это трудно?

Егор спрятал письмо, присматриваясь к девушке: серьезно ли спрашивает? Чуть нахмурился, соображая, с чего начать.

– Вот тут, например, – он показал на поворот переката впереди, – узко очень, буксир тянет баржу на тросу. Баржа длинная, да еще трос длинный… Мы уже за поворот уйдем, а она здесь может враспор встать между берегами, а может на мыс боком заползти!

– А на коротком тросу нельзя тащить?

– Можно, тогда винт начнет гнать в рыло барже, сам против себя работать, можем не вытянуть.

– А почему Сан Саныч там, на барже ходит?

– Цепи будем вешать с ее кормы, – важно нахмурился Егор, – они по грунту тащатся и корму держат, не дают заноса… – по лицу Николь было видно, что она не очень понимает. – Ну сама подумай! При повороте из-за этих цепей корма баржи почти на месте остается, а нос мы вытягиваем. Тогда баржа точно за нами, строго по судовому ходу пойдет. Понятно?

Николь кивнула, все еще обдумывая что-то:

– И больше ничего?

– А тебе мало?! – уставился на нее Егор. – Там ювелирно сработать надо! И пробиться можем, и на мель сесть! Если сядем, нас отсюда никто уже не снимет! – Когда речь шла о деле, то и Николь, которая очень ему нравилась, превращалась в глупую девицу с глупыми вопросами.

– Понятно, – благодарно кивнула Николь. – Мерси!

Она шагнула было за дверь, но повернулась:

– Почему Сан Саныч всегда один? Без жены?

– А зачем она ему?! – сморщился небрежно Егор.