Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Белов довольный возвращался в веселой компании в общежитие. Один из товарищей работал механиком в Сопкарге и знал лейтенанта Габунию. Он скоро уже возвращался в низовья. Сан Саныч, возбужденный выпивкой, никак не мог уснуть – грезилась ему даже не сама Николь, он как будто ее и не видел, а просто шел рядом с ней, но та утренняя прохлада, что окружала их тот рассвет… Они возвращались берегом от домика Габунии, он тогда обнял ее, и свежесть того утра смешалась с ее запахом. Он хорошо его помнил. А потом и лицо ее ясно приснилось. Как же он любил это лицо.

Он поднялся рано, побежал под холодный душ, голова была странная от бессонницы – радостная и легкая, какая-то глупая радость была и в душе, и он сел писать письмо Габунии. Длинно вышло и путано маленько, но написал все, как есть. Отнес письмо товарищу.

Старший лейтенант Константин Квасов, громко скрипя промороженным снегом, шел темной, слабо освещенной и безлюдной по случаю позднего вечера улицей. Свернул в узкий проход, прорытый за зиму в высоких, под крышу, сугробах. Нащупал ручку в темноте и, не обметая валенок, вошел в коридор барака. Ребятишки бегали, ловили друг друга в полумраке коридора, закричали, бросились с веселыми визгами в дальний конец, увидев незнакомого военного. Квасов толкнул дверь в комнату Зинаиды, сморщился на яркую лампочку. Он был в солдатском бушлате, простой ушанке, ватных брюках и серых солдатских валенках. Все было новое. Глядел на Зину загадочно, с кривой своей улыбкой.

– Испугал, Костя! – Зина сидела на кровати и штопала шерстяной носок, надетый на перегоревшую лампочку. – Думала, не придешь сегодня, раздевайся. Что за маскарад? В рядовые разжаловали?

– Пойдем-ка со мной!

– Куда?

– Дело есть, – Квасов, продолжая загадочно улыбаться жесткими короткими усиками, подошел и, запрокинув ей голову, впился в пухлые губы. – Тебе понравится.

– А чего тут-то? – Зина быстро сбросила халат и открыла шкаф.

Квасов сел, хищно любуясь ядреным телом.

– Вот ты сука! – проскрипел ласково. – Ничего не боится! А если твой петушок явится?!

Зине показалось, что ему прямо хочется, чтобы сюда кто-то заявился. Квасов был на взводе – или выпил, или покурил этой своей дряни.

– А кого мне бояться с таким мужчиной? – Зина заматывалась толстым пуховым платком. – Пусть он меня боится. – Она внимательно глянула в зеркало. – А он и боится!

Вышли в темную полярную ночь, снег запел под ногами, у продуктового Квасов буркнул, чтоб подождала, и исчез за углом в сторону задней двери. Зина отошла от света фонаря в темноту, но Квасов появился быстро. Из авоськи топорщились бумажные кульки. Они двинулись дальше, речку перешли по новому мостику… он вел ее на край поселка.

– Куда идем-то? – опять спросила Зинаида.

– В нашей с тобой карусели вопросы задаю я!

Это был огромный вещевой склад Стройки-503. Несколько высоких бараков были окружены колючей проволокой, прожектора светили. Часовой окликнул, но, узнав старшего лейтенанта, пробормотал приветствие и отдал честь меховой варежкой. Внутри тоже было непривычно светло от ламп-пятисоток, из каптерки высунулся мужик, кивнул им. Квасов уверенно шел между стеллажами, открыл дверь в тепло натопленную комнату. На полу навалом лежали тюки с новенькой формой: солдатские гимнастерки, ватные брюки и фуфайки. Пахло швейной фабрикой и нафталином. Квасов щелкнул ножом, вылетело лезвие, он взрезал тюк с фуфайками, разбросал их, вскрыл следующий, потом еще один, разровнял небрежно пологую горку и завалился сверху. Протянул одну ногу:

– Сымай!

Зина примерила солдатскую фуражку с полки, сняла пальто, подошла, игриво посматривая из-под козырька одним глазом:

– Сам снимай! – она задрала подол и стала отстегивать чулки, – опять играться хочешь?

– Бухнуть надо! – Квасов резко поднялся и стал вытряхивать из кульков на стол – копченая колбаса, конфеты, белая булка, сливочное масло и две бутылки коньяка.

– Уважают некоторых! – Зина села к нему на колени.

– Боятся! – Квасов открыл бутылку и стал наливать.

По приемнику шла передача для жителей села. Он убавил было громкость, но там заиграла гармошка и запели протяжно: «На зака-ате ходит па-арень возле дома моего-о, поморга-ает мне глазами и не скажет ничего-о…» Квасов прибавил громкости и весело подтянул вместе с хором:

– И кто его знает, чего он моргает?! Выпьешь?! – голос у него был сиплый и скорее неприятный, но мелодию выводил правильно, даже и красиво.

– Наливай, что спрашиваешь?

Квасов выпил свои полстакана, откусил колбасы. Жевал крепкими зубами, широко открывая рот. Оставшуюся часть коляски пристроил к своей ширинке. Осклабился весело на Зинку.

– Ты, Костя, большой начальник, а ведешь себя… – Зина пригубила коньяк.

– Как кто? – Квасов махнул еще полстакашки и довольно шмыгнул носом. Потянул ее к себе.

– Как зычара коз ы рный! – она им любовалась, выпила неторопливо, выдернула заколки и рассыпала свои роскошные волосы ему на лицо.

– Я в своем законе, дура! Я – выше воров!

Через какое-то время они голые лежали на фуфайках, Квасов курил.

– Когда твой щенок возвращается?

Зина думала о чем-то другом, пожала плечиком.

– Квасов, а скажи, у тебя семья все-таки есть?

– Цыц, курица! Знаешь, как мой хрен выглядит, и хватит!

– А может, я за тебя замуж хочу!

– Ну и хоти!

– А куда моего Сан Саныча денем? Слушай, а если ты его посадишь, комната мне останется? Ты можешь так сделать?

– Не-е, комната ведомственная, заберут! – длинный нос Квасова запрокинулся вверх и задергался в смехе. – Посажу твоего, пойдешь подавальщицей в столовку, дадут тебе угол, буду подавальщицу драть… Надень гимнастерку!

– Зачем?

– Надевай!

– Опять ты… – Зина только делала вид, что недовольна, одевалась, кокетливо посматривая на старшего лейтенанта. Форма ей шла. – И чего дома не захотел?

– Скучно! И орешь ты, как полоумная! Ты со своим Беловым тоже орешь? – Квасов надел нательную рубаху, присел к столу и стал разливать. – Иди выпей, Белова Зина… из магазина!

Зина надела гимнастерку, фуражку скосила на глаз, подошла.

– Ну и хороша же ты, баба, сука! – Квасов полез ей под гимнастерку, в другой руке плескался стакан. – Цены нет твоей мохнатке!

– А ты все-таки воевал, мой ненаглядный! – она похотливо прижалась грудью и вцепилась ему в волосы. – Любишь баб в форме!

– Не твое овечье дело! – он отстранился и поднес стакан к губам.

– Воевал-воевал! Только ни ран на тебе, ничего! – Зина одернула гимнастерку и села к нему на колени. – И ордена нет! А у Белова есть! – Она умело прикурила папиросу.

– Цыц, шалава, ты мне для разврата нужна! Остальное – ша! – он снова полез под гимнастерку. Щерился и шептал: – Я, может, и рассказал бы, да тебе этого не понять! Это была крутая судьба, Зинаида! Все в ней было – и ордена, и медали…