Виктор Ремизов - Вечная мерзлота

Тихий домик стариков стоял на заливе. У Николь был отдельный угол за печкой – узкий топчан, столик, шкафчик и даже свое окошко. В него каждое утро с другой стороны Енисейского залива показывалось солнце. Залив был безбрежный, такой же, как море в ее Бретани. Песок у воды, а иногда и цвет воды были те же. Она закрывала глаза и слышала соленый, влажный запах моря и приглушенные звуки французской речи. И крики бретонских чаек, чайки тоже кричали одинаково.

Дед Михайлов был дряхлый, вставал только поесть, и между собой старики разговаривали мало, Николь помогала по хозяйству, пилила и колола дрова, приносила рыбу из бригады. Она много читала, а к весне начала мечтать о собственном радиоприемнике.

Получив письмо от Белова, лейтенант Габуния хотел сразу пойти и обрадовать Николь. Это было целое событие для их заметенного снегами поселка, и он чуть было не рассказал Герте, но удержался. Еще раз внимательно перечитал и немножко перестал понимать, чего хочет Белов. Письмо было сумбурным, в нем было много вопросов, на которые не было ответов, но были и просьбы, и Вано стал соображать, как можно хорошо помочь дорогому Сан Санычу, которого искренне полюбил.

За ночь он ничего не придумал, а утром, собравшись к Николь, еще раз перечитал письмо и совсем запутался в чувствах, желаниях и неуверенности Белова. Так лейтенант и входил в домик стариков. Снял пушистую песцовую ушанку, унты обмахнул веничком от снега, поздоровался громко. Николь в ее углу за печкой не было.

– Во дворе снег чистила, там, поди… – старуха, морщась от жара, ухватом вытягивала из печки чугунок. Привычный жирный запах налимьей ухи стоял на всю избу.

Лейтенант вышел из сеней, везде было расчищено, обогнул пристройку и увидел Николь. Ловко орудуя снежной лопатой, девушка откапывала дверь бани. Лицо раскрасневшееся, серый пуховый платок распустился и свисал с плеча. Николь была в ватных брюках, короткой фуфайке и валенках. Одежда на ней была хорошо простегана и аккуратно перешита под ее размер. Модница, – лейтенант не без удовольствия рассматривал ее хорошую фигуру. Солнце уже поднялось над Енисеем и заливало расчищенный от снега двор ярким светом.

– Дэвушка, вы что дэлаэте сэгодня вэчером?! – лейтенант специально коверкал язык, это была любимая шутка.

– Ой, Вано, испугал! – Николь распрямилась, поправляя платок.

– Вы сегодня вэчэром свободны? – Вано шел галантным кавалером, покачивая головой и бедрами под белым овечьим тулупом. – Разрешите, помогу вам снег доскрести!

– Ты ко мне? – улыбалась Николь.

Всякий внимательный человек сразу угадал бы в ней иностранку. Много советских языков было намешано в низовьях Енисея, но она от них отличалась. И глядела, и улыбалась иначе. Спокойно, с особенным, не броским, но ясным чувством собственного достоинства. И короткая прическа – никто не стригся в их краях под мальчика. После письма Сан Саныча Вано рассматривал ее с новым интересом. И сейчас, как, впрочем, не раз до этого, чувствовал, что она ему тоже нравится. Она не могла не нравиться.

– Целовать меня будешь, когда узнаешь, зачем пришел! Ты Сан Саныча Белова помнишь?

Николь внимательнее посмотрела на лейтенанта.

– Он мне письмо прислал… – Вано вел себя, как заговорщик, придумывал, как лучше сказать. – Ты помнишь его?!

– Помню, – спокойно ответила Николь, и Вано еще больше смутился.

Он вдруг подумал, что она, может быть, совсем и не влюблена в Белова. Он пишет, что влюблен, а она – она стояла перед ним, такая прекрасная и еще освещенная утренним солнцем – не влюблена совсем! Такое же может быть!

– Слушай, он хороший человек!

Николь молчала, только чуть качнула головой и приподняла бровь.

– Такой мужчина! Такое мне письмо написал, я сам в него чуть не влюбился, ай-й!

– Ваня, пойдем в дом, у меня чай есть.

– Э-э, подожди, – Вано не нравилось, что она не оценила послание Белова, – человек сердце свое большое прислал! А ты – чай! Он такое пишет! Ты что, не понимаешь?

– Так он же тебе письмо прислал…

– Как мне?! Все время про тебя пишет! Ты хочешь к нему?

Тут лицо девушки не выдержало. Николь смотрела удивленно и еще что-то было, чего Вано не понимал.

– Прямо мне скажи, ты его… – он замялся, – у тебя к нему какие такие чувства есть? Он не знает, кстати!

– У меня к нему очень хорошие чувства, плохих нет, так ему и напиши! – рассмеялась Николь. – Чаю правда не хочешь?

– Подожди, как не поймешь? Он тебя к себе забрать хочет! – Вано заметно волновался.

– Я не понимаю, Ваня…

– Будете вместе-рядом жить, работать у него на пароходе…

Николь растерянно молчала.

– О-о, ты какая, я же говорю, он письмо написал, что очень тебя любит, он еще не знает, но думает, что очень! Что?!! – Вано вытаращил глаза. – Он еще не знает, потому что честный человек!

– Но у него жена.

– Он с ней не хочет жить… он пока живет, я не понял почему… Я ему напишу письмо, он мне прямо ответит, я тебе все скажу. Ты же хотела уехать отсюда?!

– Ваня, ты что мне предлагаешь?

– Он же хороший человек, ты сама сказала, вот и езжай!

– Как же я поеду? Кто меня отпустит? – растерянно улыбалась Николь.

– Все сделаем, командировку придумаем! Согласна?!

– А где я там буду? И почему он написал тебе, а не мне?

– Он стесняется! Что не понятно? Настоящие мужчины, когда им женщина нравится, они всегда стесняются! Он мне написал, чтобы я тебе все сказал. Я все придумал, поеду в мае на совещание – заберу тебя с собой, передам ему. Всё! Дальше вы сами!

– Ваня, тебе спасибо, но… я же не чемодан! Я ссыльная, конечно…

– Слушай, все француженки такие глупые? – Вано в негодовании вскинул руки. – Вот я, настоящий грузин, тебе настоящим русским языком говорю – Сан Саныч в тебя влю-бил-ся! Хочет с женой что-то сделать, я пока не знаю что, а потом… – Вано опять выразительно выпучил глаза и развел растопыренные ладони, – потом уже с тобой! Может быть, он хочет жениться на тебе. Вот! Скорее всего! Если влюбился, значит должен жениться…

Вано выдохнул и достал папиросы. Закурил. Николь о чем-то думала. Потом подняла взгляд на него, улыбнулась и, потянувшись, поцеловала в щеку.

– Ну вот, видишь! – обрадовался Вано.

– Ваня, я тебе очень верю… но я плохо понимаю, что он от меня хочет.

Вано задумчиво выдохнул дым, лоб потер под пушистой ушанкой:

– Ладно, хорошо, давай поедем к нему, и ты сама обо всем его спросишь! Не захочешь, вернемся сюда, только не жалей потом!

Так этот разговор ничем у них не кончился. Ответа от Белова не было, как и вообще не было почты, Габуния весь апрель отсутствовал – ездил по соседним поселкам и в Сопкаргу, где повесился участковый милиционер.

Николь очень задумалась. Она помнила и часто вспоминала тот чудесный вечер, но, как и Белов, уже не очень ясно помнила лицо Сан Саныча. Ее волновала сама возможность уехать из этого «края мира», как говорил Габуния.