Элина Файзуллина - Дагмара

– Признаюсь, я и сам не идеально владею русским, и даже говорю с акцентом, за что мне стыдно. С детства мне редко представлялись случаи слышать чистую русскую речь, Папа́ редко мог выделить время на беседы со мной, а Мама́ всегда говорила на смеси немецкого и английского, от того и я лучше овладел ими, нежели родным.

Наш последующий разговор выдался слезливым: оба были грустны, пообещали писать друг другу ежедневно и очень подробно и на прощание соприкоснулись губами.

Моя жизнь в ожидании переезда в Россию тоже была полна забот. Со мной по пять часов ежедневно занимались учителя по русской словесности, самостоятельно я усердно изучала историю России, особый интерес обнаружив в летописи династии, частью которой мне предстояло стать в ближайшее время. Было ясно, что адаптироваться к новой жизни и новой семье мне будет сложно, жених предупреждал, насколько велика разница в мировосприятии датчан и русских.

Александра с новорожденным сыном покинула Данию еще до отъезда великого князя, отчего теперь мне сделалось совсем одиноко, не с кем стало разговаривать. Вечера я проводила нагнувшись за письменным столом, выпуская из-под пера по два письма, первое из которых отправлялось в Россию, второе – в Англию.

Когда до отплытия в дальний путь оставалась неделя, отец устроил в мою честь пышный бал. Приглашения получили все, кто был лично дорог мне и, разумеется, те, кого не пригласить нельзя по королевскому протоколу: родственники, близкие и дальние, друзья, представители соседних королевств, а также подданные, отличившиеся высокими достижениями на благо страны. Среди гостей я разглядела человека, чье присутствие очень обрадовало меня. То был старик-сказочник, который приходил к нам едва ли не каждый день в годы нашего с братьями и сестрой нежного возраста, чтобы почитать свои сочинения. Именно ему я была обязана своей развитой фантазией. Господин Андерсен непременно приносил с собой ветхую кожаную сумку, доставал оттуда крошечных кукол-персонажей его сказок. Сказочник умело делал их сам из старых кусков ткани, пуговиц и всевозможной мелочи, которую всегда можно найти в любом доме. Эти незатейливые игрушки надевались на пальцы и оживали под рассказы писателя. Иногда мужчина просил нас самих придумать, как выглядели его персонажи, нарисовать их и вырезать из бумаги.

– Дядя Ганс, – задорно воскликнула я, подавшись навстречу старому другу.

– Моя маленькая Дагмара! Как Ваше Высочество выросла! Как поживаете?

При виде его у меня заслезились глаза, настолько я была рада встрече. Мы не общались много лет. По мере нашего с Александрой взросления его посещения стали происходить реже и возобновились с прежней частотой в периоды детства младших сестры и брата, впрочем, мне уже не приходилось присутствовать на чтениях господина Андерсена, потому что часы его посещения совпадали с моими занятиями.

– У меня все превосходно.

– Ах, как жаль, что вы уедете из Дании. Я ведь ждал того дня, когда вы пригласите меня в свой дом почитать сказки вашим деткам.

– Обещаю, что буду пересказывать им ваши произведения, я все их помню очень хорошо.

– Славно! Я принес вам сборник со своими сказками, чтобы вы могли им читать в будущем. Тут и «Русалочка», и «Снежная королева», и «Оловянный солдатик», и «Дюймовочка» – все, что вы любили. Пусть это будет маленьким предсвадебным подарком.

– Я чрезвычайно благодарна вам, господин Андерсен.

– Буду молиться, чтобы Всевышний был милостив и милосерден к вам! Говорят, в Петербурге блестящий двор и прекрасная царская семья, но ведь вы едете в чужую страну, где другой народ, и с вами не будет никого, кто окружал вас раньше, так что моей маленькой принцессе Дагмаре придется быть сильной.

После его слов мы горячо обнялись, и он, посетовав на недуг, покинул бал. Я встретилась с ним еще раз в день отъезда, на пристани, он стоял в толпе, собравшейся попрощаться со мной. Пожав друг другу руки и обменявшись добрыми пожеланиями, мы расстались, больше никогда я с ним не виделась, но память о нем сохранила на всю жизнь.

Санкт-Петербург, 1866 год

День прощания оказался тяжелым для всех нас, и бо́льшую часть дороги до дебаркадера мы с Мама́ проплакали. Видеть, как семья все более отдаляется по мере отплытия судна от берега и тяжелыми каплями падают слезы с глаз родителей, было невыносимо больно. В этот момент я вспомнила, как мы несколько лет назад точно так же провожали Александру в Англию, все рыдали и не могли перестать обнимать друг друга. В Россию меня сопровождал брат Фредерик. Четыре дня спустя императорская яхта прибыла в Кронштадт. Встреча выдалась роскошнее, чем я себе представляла в самых радужных мечтах. Людей, пришедших посмотреть на датскую принцессу, невесту цесаревича, собралось куда больше, чем на проводах в Копенгагене. На выходе с яхты меня встретил жених. Все, что ему было позволено при этом, – легонько поцеловать мою руку в перчатке, дабы соблюсти церемониал. Разумеется, мы оба думали только о том, как бы остаться наедине, но это желание исполнилось лишь поздним вечером, когда все мероприятия по празднованию приезда в столицу важной гостьи были завершены, и мы наконец смогли выкрасть время, чтобы, несмотря на сильнейшую усталость, побыть вдвоем перед сном.

– Ты скучала по мне, любовь моя? – поинтересовался жених.

– Не описать словами, насколько сильно. Днями и ночами я могла думать только о тебе и о нашем скорейшем воссоединении.

– Приятно снова слышать твой милый голосок, касаться твоих нежных рук, слышать аромат фиалковых духов, исходящий от тоненькой шейки.

– Такая шея досталась мне от бабушки. С ней много проблем, если хочешь знать.

– С бабушкой или с шеей? – улыбнулся мужчина.

Возможность наконец расслабиться после утомительного дня, полного обязательства вести себя сдержанно и претенциозно, располагала к легкому кокетству. Мы оба, время от времени позевывая, смотрели друг другу в глаза и говорили какие-то забавные романтичные глупости, приходившие в голову. Мне нравилось отсутствие необходимости обдумывать каждое слово и строго следить за своим поведением. Рядом с Александром я не боялась сказать лишнего или быть неправильно понятой; мысли начинали путаться от усталости и волнующей близости возлюбленного, но я знала, что нахожусь рядом с ним в безопасности и могу быть собой. Он что-то говорил, а я думала о его чарующей ухмылке и о том, что сказанная мною по глупости фраза вызвала не замешательство или недоумение, а улыбку и встречную шутку.

– С шеей, разумеется, – ответила я, вернувшись из размышлений в беседу. – Из-за ее чрезмерной тонкости я испытываю трудности с надеванием украшений. Никакое колье не держится на положенном месте, а ниспадает до ключиц.