Элина Файзуллина - Дагмара

– Не вам судить устои императорского двора. Дама нашего с вами положения должна осознавать свое высокое предназначение и никогда не опускаться до ревности. Вы должны уяснить, что всегда будете выше фавориток, вашего священного места они не займут ни на троне, ни в жизни вашего мужа. Мириться с наличием у супруга любовниц – всего лишь незначительная жертва, которую нужно отдать за брак с венценосной особой, – заключила она скрупулезно и бесчувственно, что вызвало во мне поток негодования и раздражения.

Более продолжать знакомство с дворцом я была не в настроении. Мне требовалось уединиться, чтобы обдумать создавшееся положение, соглашаться с которым я категорически не желала. В моей семье никогда не допускалось и мысли об адюльтере, Папа́ и Мама́ нежно любили друг друга. Подобающего видения супружеской жизни я, разумеется, ждала и от своего будущего мужа. Сославшись на усталость, я отвесила поклон августейшей особе и поспешила покинуть ее.

Я тихо плакала в своих покоях, когда вошел Саша. Обеспокоенный моим удрученным состоянием, он подбежал и стал настойчиво расспрашивать, кто посмел меня обидеть.

Всхлипнув, я выпалила:

– Ее Императорское Величество заверила, что у тебя со временем появится фаворитка, и даже не одна.

Саша захохотал во все горло, чем немало удивил меня, затем обхватил мое лицо обеими руками, притянул к себе и медленно произнес: «Моя дорогая Минни, я совсем не похож на своего отца, я никогда не стану скитаться в поисках любви там, где ее быть не может. Моих искренних чувств, верности и заботы будешь удостоена только ты. Я не склонен к беспутству и непостоянству чувств. Согласившись вручить мне свое сердце, ты можешь быть вовеки покойна о том, что никогда не будешь преданной». Он четко проговаривал каждое слово, вероятно, в надежде, что они крепко отпечатаются в моем сердце, и я никогда более не усомнюсь в беспорочности нашего брака. От его речи я вмиг повеселела, откинула все сомнения и придвинулась в объятия жениха. Он долго, долго целовал меня по всему лицу, а я смеялась от возникавшей при этом щекотки. Этой краткой, но весьма трогательной беседой я осталась удовлетворена настолько, что за всю семейную жизнь более никогда не усомнилась в верности своего суженого, ни физической, ни духовной.

Брат Фредерик чувствовал себя крайне неуютно при российском дворе, где, хоть и старались говорить на понятном нам французском и немецком, все же часто забывались и переходили на родной язык. Русская кухня тоже не пришлась по вкусу моему привередливому братцу, зато я весьма высоко оценила ее особенности.

– Я хочу скорее уехать отсюда, Дагмара, – признался он спустя неделю пребывания в российской столице.

– Ты должен остаться хотя бы до свадьбы! Что подумают о нашей семье, если ты так внезапно уедешь?

– Тебе есть дело до того, что о нас подумают?

– Ты меня удивляешь, Фредди. Репутация – наше все! О невесте цесаревича не должны ходить неблагонадежные слухи.

– Не понимаю, как могут подумать плохо о тебе, если уеду я?

– Если мой брат уедет, не отгостив положенного срока, люди решат, что в нашей семье отношения недостаточно крепки, а значит, и я не могу похвастаться семейственностью, которую от меня здесь так ждут. Чтобы добиться расположения новых родственников и народа, я должна демонстрировать безупречность во всем. Поддержи же меня!

– Меня всегда раздражала твоя чопорность.

Фредерик закатил глаза, но пообещал больше не беспокоить меня разговорами о своем отъезде. Ждать ему оставалось ни много ни мало три недели, которые он все же достойно выдержал, ни разу не дав уличить себя в унынии.

Время до дня бракосочетания действительно не спешило. Невозможность в полной мере насладиться компанией жениха действовала угнетающе. Нас можно было охарактеризовать как два горячих сердца, страстно желавших друг друга, но не имеющих возможности уединиться. Зимний был полон людей. Наверное, не было в этом здании квадратного метра, лишенного человеческого существа. По крайней мере, мне ни разу такое место не попалось на глаза, иначе бы я им непременно захотела воспользоваться, дабы побыть наедине с возлюбленным хотя бы пять минут.

Ко мне пришло осознание того, что домашнюю безмятежность, царившую в дорогом Бернсторфе, мне более не обрести. В императорском дворце вообще не любили тишину, спокойствие им было чуждо, здесь принято было поддерживать атмосферу официозности даже в те моменты, когда семейство отдыхало и не принимало посторонних. Свет в коридорах не выключался даже на ночь, а лакеи стояли, не шелохнувшись, на расстоянии метра друг от друга в любом коридоре, в том числе парковом.

Я, как и Фредди, чувствовала себя неуютно на новом месте. Отчасти от того, что императрица всерьез решила взять надо мной шефство, и теперь каждый мой день проходил в ее светлейшем обществе. Ей казалось, что я не готова к исполнению обязанностей жены наследника трона: «ваших манер недостаточно, и этикетом вы владеете неважно», – поделилась своими наблюдениями будущая свекровь. Она посчитала необходимым самой выбрать для меня фрейлин из списков придворных дам. Свою придирчивость она, разумеется, считала заботой обо мне.

Императрица не была озлобленным человеком, хотя основания стать придирчивой у нее однозначно были. Она была строгой и во всех желала видеть чрезвычайную дисциплинированность, не только лишь в светской жизни окружавших ее людей, но и в неформальных контактах. Она обожала выпавшую на ее долю власть, которая, однако, ограничивалась стенами дворца, хотя, справедливости ради, нельзя не отметить, что работу персонала она организовывала мастерски правильно и четко. Слуги боялись ее больше, чем всех остальных господ и старались избегать, а уж если все же случалось им столкнуться с хозяйкой, то не выслушать в свой адрес череду критики, чаще всего незаслуженной, не удавалось. Супруг и дети тоже стремились как можно реже попадаться ей на глаза, ведь и им доставалось от властной жены и матери. Однажды за обеденным столом, на глазах у всей семьи и нескольких приглашенных гостей, императрица отругала младшего сына за посаженное на брюки пятно. Униженный мальчик даже не смог покинуть столовую, ему этого запретили.

Мне общение с ней давалось также нелегко, часто она расстраивала меня своими нападками и поучениями в самых разных вопросах, вплоть до тех, которые касались нашей с будущим супругом спальни, что, конечно, выражало у меня глубокое недовольство.

– Дагмара, вам следует употреблять уксус натощак, ваше лицо недостаточно бледное, – как-то сказала она во время прогулки.

– Чтобы добиться бледности, я ем толченый мел.

– Видно, ваш способ не слишком хорошо работает.