Наталья Шувалова - Босфорские берега. Книга для всех, кто влюблен в Стамбул

В новом мире она не очень-то понимала, и жила как умела – тихо, скромно, ожидая смерти и встречи со своим господином по ту сторону жизни. Лишь крайняя нужда заставила ее сегодня взять в руки бумагу и написать это письмо, просящее, жалкое, трогательное. Письмо неизвестному ей человеку, безразличному к ней человеку, от милости которого она теперь зависела.

Ей было стыдно его писать.

Мушфика дописала последние строки, поднесла листок к глазам и внимательно перечитала письмо полностью:

«Господин премьер-министр, я четвертая жена султана Абдулхамида II. Я согласна, что эта эпоха закончилась навсегда. Все члены династии были вынуждены покинуть страну. Я не покинула свою любимую страну, воспользовавшись разрешением, предоставленным законом, осталась под его защитой, но у меня нет дохода, кроме 200 лир, которые выдаются по вашему указанию. В течение многих лет я жила в полном одиночестве, молясь за государство и мой народ, отказавшись от всех потребностей человека, живущего в обществе, чтобы жить, сохраняя историческую честь. Однако 200 лир недостаточно для поддержания такой жизни. А кроме поддержки государства и народа у меня ничего нет. Я хотела бы целовать ваши глаза с любовью и молитвами, а также прошу немного повысить мое пособие. Если это возможно. Мушфика Кайысой, Серенджибей, 1954 г.»

Одевшись как полагается, Мушфика впервые за несколько лет вышла из дома и пошла в почтового отделение, чтобы отправить свое послание.

Через несколько месяцев содержание Мушфики Кайысой Кадын-Эфенди было повышено на 50 лир и до самой ее смерти 18 июля 1961 года в возрасте девяносто трех лет составляло 250 турецких лир.

Премьер-министра Турции и иных чиновных лиц она более никогда не тревожила и ни о чем не просила.

Ранним утром в небольшой уличной забегаловке неподалеку от Таксим сидели двое, неспешно тянули чай.

– Осман, да брось ты, – недоверчиво говорил тот, что помладше, – идея полный бред, ничего не получится.

Тот, что был постарше, поправил кепку, почесал губу, отхлебнул еще чая и усмехнулся.

– Самые бредовые идеи – самые прибыльные, учись, Ферхад, пока я тут.

Закончив с чаем, друзья поднялись, тот, кого называли Османом, подхватил стоящий у стола небольшой свернутый коврик, и парочка отправилась на площадь.

Оглядевшись по сторонам, Осман выбрал около площади переулок поуже, расстелил свой ковер прямо на брусчатке, лихо дернул кепку на левый глаз – и напустился на прохожего, который, не замедляя шаг, пошел было прямо по ковру.

– Куда, куда, уважаемый! Стой!

– Что такое? – обеспокоился прохожий.

– Газеты читать надо, вот что! Много вас тут ходит, а Таксим-то один! Плату, пожалуйста, 2 лиры!

– Но позвольте… – недоумевал прохожий, – как же так…

– Не задерживайте, уважаемый, вон сколько уже за вами людей, платите и проходите, или не платите и идите себе другой дорогой, дорог в Стамбуле много. Нет денег – ходи по бесплатной дороге, а эта платная!

Под недовольное бурчание прохожего на руку Ферхада опустились две монеты.

Наблюдающие за этой сценой другие прохожие поспешно рылись по карманам в поисках монет и попутно сетовали – надо же, какое новшество ввели! Все кругом дорожает, вот и Таксим уже платным стал. Туристы же и приезжие, не знающие порядков, так и вовсе не выказывали недовольства, надо так надо, платить так платить.

Осман работал быстро, объяснял новые правила площади Таксим четко, а Ферхад только успевал принимать оплату за проход да сдавать сдачу, если у кого не было двух лир.

К обеду в карманах предприимчивых молодых людей уже было достаточно денег, чтобы свернуть коврик и спешно ретироваться подальше от площади.

– Ну вот, Ферхад, а ты говорил бред, – Осман довольно похлопывал себя по карманам, – пять часов горлодерства, один испорченный ногами старый ковер, и можно гулять. Главное – уверенность в себе и вера в то, что ты делаешь.

Глаза Ферхада светились, на лице проступал неподдельный азарт.

– Осман-аби, завтра встречаемся тут же? Это ж два-три таких денька еще…

– Вот ничему ты не учишься! – назидательно сказал Осман, – нет в тебе размаху и полета души. Нас сегодня срисовали, к вечеру пойдет слух по городу, наверняка кто-то да напишет заявление, оно тебе надо? Денег теперь есть, вечером пойдем в ресторан, как приличные люди, отдыхать будем, а заодно и подумаем, как еще можно заработать на человеческой глупости.

– А чем мы не приличные? – заржал Ферхад, – поработал, можно и отдохнуть, заслужили.

Осман отвесил приятелю дружеский подзатыльник.

– Ты лучше подумай, где взять пару приличных для деловых и обеспеченных людей костюмов, работяга.

Ферхад ушел, а Осман, закурив крепкую сигарету, что позволял себе не часто, пробормотал:

– Значит, работает. Стадное чувство, немного самоуверенности и главное – осторожность. Что же, я понял, можно действовать.

***

В ресторане было шумно и накурено, никто не обращал внимания на двух со вкусом одетых молодых людей, которые негромко переговаривались меж собой:

– Мне нужно, чтобы завтра ты сыграл роль нотариуса, Ферхад. Так что оденься соответствующим образом, и это… Квартира твоего приятеля Юнуса же сейчас пустая?

– Пустая, но я не понимаю…

Осман нахмурился.

– Ферхад, тебе не нужно ничего понимать. Тебе нужно делать то, что говорю я и складывать в карман деньги, которые я любезно тебе предоставлю за помощь. Так, завтра ты в виде нотариуса средней руки встретишь меня и клиента в квартире, и завизируешь договор аренды сроком на три года. Договор пожалуйста напиши типовой…

– Откуда я знаю, как выглядит типовой договор, я ж не нотариус! – попробовал было заупрямиться Ферхад.

Осман улыбнулся.

– А вот тут ты прав на все сто, потому что ни один приезжий не знает, как выглядит турецкий типовой нотариальный договор, не та эта вещь, с которой каждый день в жизни сталкиваешься. И именно на этом мы и сыграем.

Ферхад откинулся на спинку стула:

– Как сыграем?

– Завтра увидишь, и я буду не я, если не смогу провернуть это дело.

На следующий день Осман Зия Сюлюн и его подельник и друг Ферхад за приличную сумму сдали в долгосрочную аренду сроком на три года доверчивому приезжему красный трамвай, что курсирует по маршруту «Таксим – Тюнель».

Конечно, фактически все было обманом и ложью – просто группка людей, нанятая тут же на полчаса из дворовых бездельников, что фотографировалась на фоне исторического транспорта якобы за деньги, просто Осман, что брал с них деньги за якобы фото, любопытный приезжий богач, умело выделенный из толпы приглашением сделать фото бесплатно…

Затем следовал небольшой разговор двух деловых людей. Осман жаловался, что бизнес его крайне доходен, но он страшно устал и мечтает об отдыхе в деревне, богач удивлялся небольшой сумме, что Осман хотел за сдачу трамвая в аренду и доходам, которые приносил красный трамвай, просто стоя на одном месте. Слово за слово, посиделки в уличном кафе – и вот богач, овеянный романтикой стамбульских улиц, небольшой дозой алкоголя и не слишком большими по его западным меркам затратами, космической доходностью бизнеса и природным очарованием Османа Сюлюна, уже стоит на пороге респектабельной квартиры частного нотариуса, подписывает бумаги, мужчины ударяют по рукам – и новоявленный владелец трамвая, страшно довольный удачной сделкой, идет к месту стоянки «своего» транпорта, а транспорт уже тютю, уехал. Да и Осман растворился в стамбульских переулках, и главное – нотариус тоже исчез и никто во дворе никакого нотариуса не знает, не было его тут никогда.