Людмила Лазебная - Стрелы памяти

2022-й год для Людмилы Семеновны Лазебной, члена Интернационального Союза писателей и Союза писателей России, ознаменовался воплощением глубочайших творческих замыслов. С поэзией этого автора читатель давно и хорошо знаком. А вот с прозой, целым каскадом повестей, написанных, словно на едином дыхании, легким Стрелы памяти и увлекающим мысли пером… Здесь точно не обошлось без Божьего промысла! У Людмилы Лазебной в этом году вышли в свет сразу три уникальные исторические повести, материал для которых она собирала годами, обдумывая сложные сюжеты с поучительным смыслом и фактурой, интересной современникам, так как суть повестей эмоционально перекликается с сегодняшним днем. Каждое произведение сразу захватывает воображение, берет за живое, поэтому невозможно отставить в сторону книгу. Ловишь себя на мысли, что ты не столько читаешь повести Л. С. Лазебной, сколько, вглядываясь в печатные страницы, видишь увлекательный фильм или историческую голограмму, где герои оживают буквально с первых секунд знакомства с ними. При этом не сразу замечаешь, что говорят-то они на разных национальных языках, так органично автор вплетает перевод. Подобное, редкое, подчеркну, классическое, повествование, состоящее из диалогов и наполненных светлой народной мудростью монологов, колоритных бытовых и пейзажных описаний, присуще только истинному творцу художественного слова. Оттого и радостно представить читателю уникальное творчество классика российской современной литературы, мастера исторической прозы Людмилы Семеновны Лазебной.

С уважением и восхищением

Татьяна ЗИМИЧ,

член Союза писателей России,

литературный критик

Лето в деревне – горячая пора. С первыми лучами солнца оживает все вокруг. Идут на пастбища стада, подгоняемые хлесткими ударами пастушьих кнутов. Косари разъезжаются по дальним лугам. Женщины хлопочут по хозяйству, а старики, усаживаясь на завалинки, вспоминают свою прожитую жизнь. Ребятишки с удочками спешат к реке. В ранние утренние часы самый хороший клев! Через несколько часов наступит жара. Все живое поспешит в тенистые места, где дышится легче. Стада придут к реке, старики – в сады, а косари начнут растрясать скошенную траву, чтобы солнце ее просушило, да ветерок провеял.

А пока…

Кони, исхудавшие за зиму, собравшись в табун, мирно пасутся на лугах. Самые ретивые и норовистые передвигаются прыжками или мелким шагом из-за спутанных веревками передних ног. Сильные жеребцы, временами поднимаясь на дыбы, громко ржут и фыркают, а познавшие непосильный труд кобылы, обмахиваясь хвостами от надоедливых насекомых и, вздрагивая всем телом, жадно щиплют сочную траву. Тонконогие жеребята резвятся неподалеку от заботливых матерей, время от времени подбегая и тычась им под брюхо.

Лето осыпало землю-кормилицу теплом, любовью и благоденствием! Как только небесное светило достигнет зенита, работы остановятся и наступит обеденный отдых. Хозяйки, расстелив скатерти в тени деревьев, разложат нехитрый провиант. Нет в такое время у крестьян горячих блюд, костров не разводят – опасно! А вот вечером можно и ушицы сварить из мелких карасей, пойманных ребятишками в речке, а то и холодной окрошкой на квасу поужинать.

Только с наступлением темноты замолкают стальные косы. И слышно отовсюду, как сверчки сверчат да лесные птицы поют. Бывает, вдруг ухнет сова, будто вспомнила что-то, и на миг затихнет все, а затем снова наполнится лесными звуками.

В одну из таких июньских ночей и решил заночевать хуторской кузнец Федор с молодой женой Евдокией возле леса. Слишком коротки ночи, чтобы тратить время на дорогу. В такую горячую пору летний день год кормит. Несколько семей остались с ночевкой и на другом берегу оврага. На бескрайние пойменные луга опустились умиротворение и покой.

В предрассветный час, когда все живое на земле, завороженное густой и молчаливой темнотой, проваливается в глубокий сон, оглядываясь и крадучись ступая, выходит на промысел всякий вороватый люд.

– Держи его крепче, ромалэ, – прошептал своему напарнику цыган Петша, спешно доставая из-за пазухи тряпку.

– Давай я сам завяжу. Ишь ты, брыкается, – стараясь обмотать старой цыганской шалью морду коня, процедил сквозь зубы молодой и сильный цыган Шандор.

– Не буянь, какарачи (ворон). Слушай меня и молчи, слушай и молчи, – шептал в ухо коню Петша.

Давно он высматривал этого черного, как ворон, молодого жеребца. Давно зудели его вороватые руки. Да уж больно хозяин коня был силен да горяч! Все в округе говорили про неуемную силу и ловкость молодого кузнеца. Нужны были хитрость лисицы и ловкость паука, чтобы провернуть это дельце. А тут такой случай подвернулся! Как не испытать счастья? Вот и уговорил Петша своего друга Шандора наведаться в пойменные луга за добычей.

Шандор был молод и горяч, как и многие мужчины руска рома. Густая кудрявая шевелюра, словно грива гордого скакуна, прикрывала пронзительный взгляд его черных глаз. Золотая серьга в его правом ухе – знак последнего мужчины в роду халадытка рома (цыган-солдат) – игриво поблескивала при свете луны. Атласная рубаха алого цвета, подпоясанная широким кожаным ремнем, облегала его мускулистые плечи. Из голенища правого сапога выглядывал чури (нож), который Шандор сделал сам много лет назад.

На груди молодого цыгана висел байеро (полотняный мешочек) с ладаном и золотой серьгой его покойной матери. А за поясом, в кошельке, был припрятан от посторонних глаз лилияко (трупик мертвой летучей мыши, закатанный в восковой шарик) – заветный талисман на удачу и богатство, подаренный ему старой цыганкой.