Dionigi Cristian Lentini - Человек, Соблазнивший Джоконду

Тристан познакомился и сблизился с девушкой ещё подростком во время своего пребывания во Флоренции в качестве гостя семьи Медичи. Гораздо раньше, чем он успел обратить внимание на миловидные черты юной прелестницы, его поразили и, можно сказать, пленили широта её взглядов, общительность и независимость суждений – качества, бесспорно унаследованные от обоих родителей, от которых она глубоко усвоила modus cogitandi et operandi 8 8 – образ мышления и манеры поведения [лат.] (прим. перев.) .

Теперь же, по прошествии почти пяти лет, она стала ещё более очаровательной и женственной.

Двое вошли в дом, а спутники нашего героя остались ожидать на улице.

Едва успев рассказать хозяйке дома о том, что произошло несколько часов назад, Тристан в сопровождении своей подруги вновь показался на пороге, приглашая всех остальных пройти в дом. Алессандра, несмотря на поздний час, послала за врачом, приказала прислуге подготовить комнаты для гостей и великодушно пообещала Тристану, что вместе со своей матерью была готова позаботиться об обоих раненых до их полного выздоровления.

Тем временем, пока добрый бокал вина сопровождал застольные беседы желанного гостя и разжигал румянец на щеках грациозной радушной хозяйки, Гипнос со свитой Ониров бесшумно спускался на город Прато.

На следующий день, сразу же после заутрени, молодой визитёр со своим эскортом, поблагодарив как полагается старую знакомую за оказанное гостеприимство, продолжил свой путь в Рим – туда, где его ожидали заботливый покровитель и вместе с ним… новое интригующее поручение.

Необходимо было наверстать несколько потерянных часов, стараясь по возможности избежать других заминок.

Покинув городские стены и проскакав не более ста футов по пыльной дороге, ведущей во Флоренцию, трое подданных Папского государства едва ускорили шаг, как их нагнал всадник с перевязанным плечом, которое даже издали нельзя было не заметить.

«Господин… Господин… Умоляю Вас, остановитесь…»

Запыхавшийся голос принадлежал тому самому человеку, спасённому Тристаном от смерти и только что вверенному вместе с его спутницей заботам семьи Липпи. Папский чиновник вновь был вынужден остановиться.

«Заклинаю Вас, мой господин, выслушайте меня, – продолжил молящим голосом нежданный преследователь. – Ваш великодушный жест гораздо благороднее любого геральдического знака, украшающего Вашу грудь, и любой короны, венчающей герб Вашего рода».

Соскочив с коня, он бросился в ноги дипломату:

«Позвольте мне, в знак бесконечной признательности за то, что Вы спасли меня и мою возлюбленную от зверской жестокости этих живодёров, возместить хотя бы частично верною службою мой неоплатный долг перед Вашим Превосходительством. Всю ночь меня осаждали мысли о случившемся, и я принял решение: если Вы только того пожелаете, отныне мой меч будет защищать Вас беззаветно и бескорыстно. Клянусь покорно служить Вам верой и правдой, покуда Вашей милости это будет угодно».

Будучи довольно высокопоставленным лицом, Тристан вовсе не испытывал недостатка в охране и, сказать по правде, до сих пор всегда умел постоять за себя сам… Однако увидев, как сияли глаза человека, обратившегося к нему почти с мольбой, и уловив в них искреннюю признательность, в которой сквозили на редкость проникновенные преданность и бескорыстие, молодой дипломат, не дав смиренному простолюдину возможности что-либо добавить, спросил:

«Как звать-то тебя, чертяка?»

«Пьетро Ди Джованни, мой господин», – ответил тот вскинув голову.

«Встань, Пьетро. Учитывая задержку в пути, чему ты стал причиной, увы, твоё заступничество вряд ли спасёт меня от гнева моего господина… Нет у меня ни именных гербов, ни родословной, которыми я мог бы щеголять, однако ценю твою благодарность и принимаю предложенные тобой услуги. А теперь, если ты и вправду того хочешь, садись в седло, пока я не передумал, и не мешкая поезжай с нами».

Таким образом, вся честна́я компания без промедления вновь помчалась в направлении Вечного Города.

Пьетро был уже вполне зрелым мужчиной, с суровой неухоженной внешностью, но, надо признать, не слишком одичалой. Он прекрасно управлялся с мечом (средства, оставленные в наследство его отцом, позволили ему посещать болонскую школу фехтования Липпо Бартоломео Дарди); владел великолепной техникой и, хотя он был уже отнюдь не мальчиком, отличался завидной физической подготовкой. Ему претило признавать себя наёмником, но, подобно многим, он зарабатывал себе на жизнь, участвуя (отнюдь не бескорыстно) на стороне того или иного господина во многочисленных сражениях и стычках, которые в те годы будоражили весь полуостров.

Во время путешествия, в один из тех моментов, когда наши путники продвигались более размеренным шагом, чтобы позволить коням восстановить силы, новый знакомец поравнялся с Тристаном и, сдерживая свою гнедую слегка позади скакуна его нового господина, выказывая таким образом почтение, осмелился спросить:

«Ваше Превосходительство, позволите ли мне задать один вопрос?»

«Разумеется, Пьетро, я слушаю тебя», – ответил высокопоставленный чиновник чуть повернув голову в сторону своего отважного подручного.

«Откуда у Вас, господин, этот перстень? Он и вправду принадлежит Лоренцо Великолепному?»

Тристан с лёгкой улыбкой на лице на какое-то мгновение помедлил с ответом, но вскоре, ничуть не сомневаясь в том, что мог запросто восстановить доверие человека, к которому питал уважение, пусть и будучи знакомым с ним всего лишь несколько дней, решил удовлетворить любопытство своего собеседника и начал повествование.

«Прошло вот уже семь лет, с тех пор как кардинал Орсини впервые взял меня с собой во Флоренцию, куда он отправился вместе с делегацией медиков, созванных специально для того, чтобы заняться лечением Его Глубокопочтенного Превосходительства, архиепископа Флоренции Ринальдо Орсини, слёгшего две недели назад и чьё состояние всё ещё не подавало никаких признаков улучшения. По приезде в город эскулап и его ученики – среди которых был мой друг Якопо – были немедленно препровождены к изголовью страждущего прелата, a кардинал повёз меня с собой в дом своей племянницы мадонны Клариче, супруги мессера Лоренцо де Медичи, прозванного Великолепным.

Я всё ещё помню тот ласковый материнский взгляд, с которым донна Клариче встретила меня, подав мне руку. Представила меня членам своей семьи и присутствовавшим друзьям и позаботилась о том, чтобы во время моего пребывания во дворце я ни в чём не испытывал нужды. Каждый вечер за ужином у неё собирались литераторы, профессора классической филологии, люди искусства, изысканные вельможи и, прежде всего, очаровательные женщины.