Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию: путь длиной в пятьдесят лет

Тогда он поставил ей свой аппарат и нарастил не только недостающую длину, но сделал и ступни. Для чего две части его аппарата непрерывно в течение многих месяцев двигались относительно друг друга. На месте движения и возник сустав. Сам собой. Человек полностью восстановился. Не хватало только пальцев.

– А зачем? – спросил гениальный хирург. – На ноге они типичный атавизм. Она же ногами ложку держать не собирается.

Гениальный Елизаров собрал по частям разбившегося на мотоцикле чемпиона мира по прыжкам в высоту Валерия Брумеля, который потом пытался ухаживать за Наташей, что ее смешило. Там же лежал и Сашка Лапшин после автокатастрофы. Он остался жив только потому что при лобовом ударе успел упереться ногами в торпедо. Машина сплющилась, ноги напряглись и сломались, но он остался цел и невредим. И еще люди болтали, что побывал здесь и будущий наш эстрадный король Филипп Киркоров. И стал выше ростом сантиметров на десять…

В квартире дрожала посуда, когда пробовал свой голос знаменитый на весь мир бас, болгарин Николай Гяуров. Он еще был и красавцем, а потому любимцем Клары, которая знала толк в мужчинах.

Николай Гяуров, Тихон, Павел Коган, Миша Хомицер

Конечно, это Арам Ильич Хачатурян, за тем же Большим столом в гостиной на улице Готвальда.

В этом звездопаде я жил своей собственной жизнью, вытянув, как говорила наташина мама, счастливый билет. Конечно, Клара была права. Я любил и был любим. Я учился, а потом и учил в самом лучшем вузе страны тому, к чему лежала, наконец, душа. Я оказался достаточно обеспечен, чтобы не жить ради заработка. Я не был озабочен карьерой, продолжая лишь стремиться к тому, чтобы не болтаться всю жизнь под ногами великих, а оправдать свою жизнь, улучшая общую, ее недостатки были видны невооруженным глазом и казалось, что исправить их не стоит большого труда. Лишь захотеть и знать, как.

ТНХ интересовался моими первыми статьями по социологии восприятия кино во вгиковские сборники. Полистал как-то, вернул:

– Не пиши умно, пиши просто, как чувствуешь. Если не дурак, получится.

С тестем

Я помалкивал, а про себя думал, что он понимает в социологии? Оказалось, социология тут ни при чем. Он знал нечто большее. Одаренный от природы, он владел секретами творчества.

А еще я принимал посильное участие в семейной жизни. Я ездил с шофером раз в неделю в спецстоловую за обедами. Размещалась столовая в известном Доме на набережной, спрятанная в глубине двора. Выдавали заказы по книжечке с отрывными талонами. Полагалась книжечка членам ЦК и депутатам Верховного Совета. За нее раз в месяц Тихон платил какую-то смешную сумму. А на полках – красная и черная икра, балык, ветчина, карбонат, чайная колбаса с чесноком, угорь, кондитерские изделия и горячие обеды на все вкусы. Смотрел на все это великолепие и всех, стоящих в небольшой очереди, про себя тихо ненавидел. Но подходила моя очередь, и я тоже брал…

А как не брать? Дают же не мне. Но поскольку и мне перепадало, я в долгу перед родиной. Еще так оправдывал себя: мы же берём самое простое, чтоб в очередях не стоять и по магазинам с авоськой не бегать. В алюминиевые трехэтажные судки обычный набор – суп протертый, котлеты, тефтели с гречкой, компот. Ну, еще сосиски и чайную колбасу, которую не найти в магазинах… Никаких особых разносолов. На завтрак всегда одно и то же: сосиски, яйцо всмятку, чай с лимоном. И все равно докупать приходилось в Елисеевском на улице Горького. Семья большая, плюс гости.

Дома, на Миусах. Вечеряем.

За большим столом всегда гости. Семья не вечеряет в одиночестве. Сидят за полночь, шутят шумно, обычно без алкоголя. Тихон обожает еврейские анекдоты, армянское радио. Хохочет звонко, от души. В отличие от Шостаковича, который, помню, ни разу не улыбнулся на спектакле Аркадия Райкина для членов Комитета по Сталинским премиям. Чем поразил меня, сидевшего рядом. Райкин тогда еще переживал, чем не угодил?

Большой белый телефон тут же на столе, у Тихона под рукой. Вон он, виден на фото. Хренниковский домашний номер известен всем. Вот и звонят, по делу и просто так. Тихон отвечает охотно, слушает не перебивая, мне порой кажется, что все новости он так и узнает, по телефону, от друзей.

Только вот о политике ни по телефону, ни за столом никогда ни слова. Мои вопросы звучали бы здесь бестактно и вызывающе неприлично. Я их и не задавал.

– Ну, и что? – отвечал я сам себе. Художник высказывается в своем творчестве. Зачем ему подвергать себя опасности за его пределами? Как себя вести в приличном обществе, где молчать и что говорить, его уже научили. В конечном счете, художника судит история по его произведениям. Так что не буди лихо, пока тихо. Но хорошо ли это? Трудный вопрос.

Кстати, интересно, а как делаются шедевры по заданию? Например, кино по темплану Министерства культуры. Хотя, кто и что объявляет шедевром? Мой интерес к вопросам творчества сформированный «Психологией искусства» Льва Выгодского, изданной только сейчас, хотя еще в 20-х годах он писал о природе и механизмах эстетической реакции, постепенно склонялся к особенностям ее массового восприятия. Интересно, как рождаются шедевры, но еще более интересно, как они воспринимаются массовым сознанием. Во всяком случае это интересно мне, и может быть потому, что я сам был представителем этого сознания, а не одним из гениев, сидевших за большим хренниковским столом.

И все же… Как можно спокойно спать, когда где-то там, внутри тебя, звучит еще не написанная музыка? Однажды все же спросил ТНХ, а он ответил:

– Однажды в доме творчества во время обеда Шостаковича спросила восторженная поклонница: «Дмитрий Дмитриевич, откройте, как вам удается писать такую гениальную музыку?» Шостакович остановил ложку у рта и ответил своим невыразительным голосом: «Сейчас. Вот доем и открою.»

Я понял. Но подумал все же: «Талант, как деньги, – говорил Шолом Алейхем, – или он есть или его нет». Неправда! Вот, если деньги есть, но их мало, то как? Так и с талантом. У меня, например, есть или его нет? Я не про музыку. Я вообще. Мне раньше казалось, я все могу. Оказалось, нет.

Первый урок, между прочим, преподала Наташа. Увидела, как я окинул привычным взглядом красивую девчонку за прилавком, и тут же – раз! – получил ногтями по щеке: не засматривайся! Я покраснел, смолчал виновато, а красные полосы остались, напоминая, чья я теперь собственность. Или это любовь?