Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию: путь длиной в пятьдесят лет

Дача

Лето, когда родился Андрей, мы проводили на даче, на Николиной горе. Старый, кренившийся деревянный дом, купленный недавно Тихоном у бывшего министра высшего образования СССР Каюрова, не торопясь, чинил Полин брат, алкаш с золотыми руками. «Крючок» звали его заглаза, таким он был весь скрюченным и невзрачным. Клара свозила на дачу в сторожку тюками, коробками, ящиками старые журналы и газеты. В сыром темном подвале, куда можно было попасть, подняв половицы, виднелись забытые прошлыми хозяевами банки с разными солениями и вареньем. Сад, в котором когда-то были высажены десятки редких пород цветов, кустарников и плодовых деревьев, быстро дичал.

Я как-то взялся за подступившую к самому дому бузину. Но Клара, которая все еще относилась ко мне с подозрением, тут же поставила непрошеного зятя на место:

– Не твое, не трожь!

Спорить я не стал. И правда, не мое. Я вообще дачу, лес, грибы и всю эту северную экзотику не понимал. Мне б горячий песок да ласковое море до горизонта. Но как получилось, так получилось, дорогая Клара Арнольдовна. Самому не уютно. Пытаюсь как-то с этим жить.

Округлившаяся Наташа пишет с балкона пейзажи вплотную подступающих к даче теплых, рыжих в лучах солнца высоченных сосен. Ходим на речку, песчаный пятачок у подножья Николиной горы, там роятся иностранцы из посольств и дети местных знаменитостей.

За нашим забором – дача Ботвинника, чемпиона мира по шахматам, дальше имение Михалковых, где на обширной территории за высоким забором плодятся домишки разрастающегося семейства, через просеку – участок знаменитой и трогательной пары композитора Пахмутовой и поэта Добронравова, на задах – комсомольская дача, где жила семья Павлова, первого секретаря ЦК ВЛКСМ. Мы с Павловыми не общались, даже не были знакомы. Иначе я бы рассказал ему про Каратау. Мы только слышали иногда какую-то стрельбу за забором. Когда почти полвека спустя судьба сведет меня с его дочерью, она расскажет, что это папа учил ее стрелять. По бутылкам. Мы думали, по воронам.

Иногда к Михалковым наезжал Слава Овчинников. Автор музыки к фильму Бондарчука «Война и мир» – талант и разгильдяй в одном флаконе. Слава любил бродить ночами вокруг дома и пугать беременную Наташу страшными завываниями в лесной тьме:

– Ната-а-а-ша-а-а! А-у-у-у!..

Говорят, он вот так, шутя и играя, соблазнил юную японскую скрипачку – вундеркинда Йоко Сато, учившуюся в Московской консерватории. Ее привез из Японии Тихон Николаевич как редкую птицу. Она и была такой, всегда готовой взлететь и исчезнуть. А Слава… Что с него взять? Шалопай. Может, сам и распускал такие слухи. Я же ощущал за его вечной бравадой желанную свободу от всяческих шор, включая, я думаю, и от идеологических и от нравственных. Хорошо, что он реализовался в музыке, а не в политике…

Сам ТНХ бывал здесь редко, в основном на заседаниях Правления дачного кооператива РАНИС (работников науки и искусств). Его сразу избрали председателем Правления. Недаром Овчинников говорил, подняв палец кверху:

– Мой шеф – гениальный дипломат.

За ТНХ тянулись на дачу и гости. Громкоголосая и монументальная создательница Всесоюзного детского музыкального театра, знаменитая Наталья Сац, любила сидеть на веранде с книгой. Властно приглашала присесть рядом, расспрашивала. Видно было, что ей интересно. Рассказывала и сама довольно страшные вещи. Как трясясь в тюремном вагоне над очком, выронила в него под бежавший поезд свое недоношенное дитя. Как допрашивал ее на Лубянке начальник отдела интеллигенции генерал Леонид Райхман. Он сидел за столом, уставленном разными деликатесами и напитками, аппетитно ел украинский борщ. Она, после двух недель на ржавой селедке, почти без воды, стояла перед ним, шатаясь от голода и жажды. Он улыбался…

Так случилось, что с этим Райхманом мне довелось столкнуться лицом к лицу на дне рождения соседа Володи. Того, что учил меня менять обувь. Пожилой, округлый и лысый мужчина произнес тост, обращаясь к собравшейся компании молодых людей:

– Я пью за ваше заботливо выращенное партией прекрасное поколение, за ваши успехи на благо нашей великой Родины. Мы много сделали для того, чтобы вы были счастливыми.

– Кто это? – толкнул я Наташу под столом.

– Это Леонид Райхман, потом расскажу, – ответила Наташа.

Но мне не надо было рассказывать. Я уже знал его. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, вскочил и, перебивая лившуюся мягкой струей речь, прокричал:

– Да как вам не стыдно появляться на людях, смотреть нам в глаза? Пить с вами за одним столом – это скорбление памяти вами замученных! Позор!

Оттолкнув стул, задыхаясь от ужаса, перехватившего горло, я выскочил в соседнюю комнату и захлопнул за собой дверь. Праздничное застолье замерло. За дверью стояла звенящая тишина. Или это звенело в ушах? Приоткрылась дверь, и ко мне подошел он. Присел на кровать, где я лежал, уткнувшись лицом в одеяло, и начал говорить. Тихо, медленно, глухо:

– Молодой человек, вы ничего не знаете про наше время. И хорошо, что не знаете. Но поймите одно: мы были вынуждены, такие были обстоятельства. Шла война, классовая, жестокая война, мы верили в победу, и тяжелой ценой, но мы победили, вы должны понять и простить нас, мы многим и многими жертвовали во имя будущего. Оно пришло, и вы счастливы уже тем, что живете в другое, невинное время. Простите нас…

Потом он встал и тихо ушел. А я лежал и думал. Можно ли оправдать массовые убийства какой-то придуманной «классовой войной»? Войной с мирным населением? Они просто садистски наладили систему превращения в рабов и уничтожения сотен тысяч, миллионов невинных людей по разнарядке. И он был одним из исполнителей в этой чудовищно бесчеловечной системе. Монстр. Бесчувственный, циничный монстр, который, не сошел с ума от своей «работы», не раскаялся, его не мучают кошмары, он теперь среди нас, как будто один из нас. Сколько таких вокруг? Как же дорого страна заплатит за эту терпимость…

Как кончился тот день рождения, не помню. Но Наталью Сац прошедшую через это кошмар и сохранившую талант и энергию, буду помнить всегда. Она учила меня не тушеваться, сохранять достоинство в любых обстоятельствах, а, главное, делать дело, которому не стыдно посвятить жизнь.

Сын

…Наташа на корточках обновляла клумбу перед крыльцом, когда начали отходить воды. До Кунцевской больницы от Николиной близко. Хотел отвезти, но ТНХ прислал свою машину. И через несколько часов легко появится на свет наш малыш, уже названный Андреем после острой схватки с тещей. Уж очень она хотела, чтобы он был Тихоном. Мы тогда торжественно выпили с тестем, сидя на кухне и наливая из бутыли, стоявшей под столом, недавно подаренный Хренникову первоклассный грузинский виноградный самогон. А Тихоном младшим станет потом сын вот этого симпатичного младенца у меня на руках…