Татьяна Коршунова - Екатерина Чубарова

– Позвольте, – вступил в разговор Раффаеле. – Имеются ли свободные комнаты на одну ночь? Я заплачу вам вдвое больше.

Хозяин приложил руку к груди:

– Ваше сиятельство, да поймите же: мы, купцы, народ точный, экономически у нас всё просчитано. Ну да Бог с вами, есть у меня комната! Но вы поймите – свыше указ! Ну пущу я вас, а приедут ночью московские гости… А проверять начнут? Охота ли мне голову подставлять да репутацию себе и заведению моему портить? А?

– Вас накажут, если вы пустите немосквичей? – удивилась Екатерина.

– Пустить первым делом оставшихся без крова и раненых – нынче святой долг перед Россией-матушкой.

– Но и мы на ночь остались без крова!

– Простите, сударыня, Христа ради! – купец поклонился в пояс. – Не могу я вам комнату отдать.

Екатерина вышла на улицу и, топнув ногой, села на ступеньку бревенчатого крыльца. Над головой чернело беззвёздное небо. За углом фыркали лошади. Из светлых окон слышался звон посуды и довольные сытые голоса. Герцог сел рядом, расправив полы каррика. Уложил на колени шляпу и перчатки.

– Ciutia! Che differenza c’è…

Лиза и Ненила посмотрели такими глазами, как будто перед ними выросла пальма.

– Простите. Я не умею ругаться по-русски. Почему человек не пустил нас на постой за деньги? – он собрал пальцы в щепотку и развёл руки.

– Указ у них, – Екатерина подпирала подбородок.

– Мы должны назвать себя… гости из Москвы? Тогда этот человек позволит нам занять комнату, бесплатно? – Раффаеле указал вытянутой рукой на дверь и постучал пальцем по виску. – Я не верю, что в этом городе такие глупые законы!

– У нас везде так на Руси, барин! – Леонтий погладил лошадь по впалому боку.

– А ты откудова знаешь? – спросила Ненила, качая ребёнка.

– Я на своём веку вного господ возил и вного куда ездил.

Одна Лиза молчала, в обнимку со столбом, подпирающим навес крыльца.

– Надо искать место для ночлега, – вздохнула Екатерина. – Сеньор Раффаеле, та дама в нарядной повозке дала вам визитную карточку. Если поехать к ней…

– Простите, Каттерина, но вам и сеньорине Элизе не нужно видеть, как живут такие женщины и чем они занимаются! – он скрестил руки.

– Я понимаю, что эта дама занимается непотребством… Но разве лучше для нас ночевать на улице? Лошади устали, нам далеко не уехать. Да и куда ехать теперь, я не знаю.

– Вы простите, барышня Катерина Иванна, – обратился Леонтий. – Время-то позднее. Не поискать ли где добрыв людей? Небось в дом какой и пустят.

– Правда твоя, Леонтий. Поищем домá, где ещё огни не погасли. Всё лучше, чем пороги постоялых дворов напрасно обивать.

Лошади поволокли карету сеточкой Угличских улиц. Белели храмы, запертые на замок. Над фонарями поблёскивали кресты вблизи и вдали. Углич погружался в глубину сна, в окнах затухали свечи. Заунывно, нагнетая ночную отрешённость, в дальней стороне города бессмысленно лаяли протяжной перекличкой собаки.

Чуть светилось окно большого побелённого дома со строгими пилястрами 35 35 Прямоугольные плоские колонны, вделанные в стену. за глухим тесовым забором.

Калитка под двускатным навесом на столбах оказалась не заперта. Екатерина с опаской приоткрыла её и заглянула в тёмное пространство усадьбы. Ни одна живая душа не отзывалась на скрип калитки, не звенели цепи псов. Шевелились только тени сухих веток дикой яблони. Тусклый огонёк в окне ещё горел.

Ненила с Леонтием потянулись за господами по узкой тропке. Под ногами катались мелкие яблоки. Екатерина поскользнулась на них, но Лиза успела её поддержать за локоть.

Тропинка подвела к крыльцу, и Леонтий тяжёлым крепким кулаком постучал в дверь.

Открыла маленькая женщина с чистым богомольным лицом в мешковатом льняном платье с длинными рукавами. Белый платок, заколотый под подбородком на булавку, скрывал её волосы. Она держала свечу.

– Мир вашему дому! – Екатерину охватило волной покоя и смирения.

– С миром принимаем, – женщина поклонилась. С ясными синими глазами, она походила на юную неискушённую девицу, если бы мелкие морщинки не ветвились от нижних век.

– Простите, что потревожили вас в такой час. Мы увидели свет в ваших окнах…

– Это у меня лампада горела. Так-то все в доме уже спят. А что вам надобно?

– Мы приехали ночью из Бежецка. А на постой нас нигде не пускают, комнаты отданы москвичам и раненым. Мы постучались в вашу дверь, чтобы попросить приюта на ночь.

Женщина подняла свечу, словно отгораживаясь от незваных гостей её светом.

– Тише говорите! Кто вы такие?

– Мы дворяне из Петербурга, – ответила Екатерина.

– То, говорите, из Бежецка, то – из Петербурга, – хозяйка поёжилась.

– Так и есть, мы не обманываем вас. Поверьте моему дворянскому слову, я дочь отставного офицера гвардии. Моя фамилия – Чубарова. Под Бежецком у меня имение. Не гоните нас ради Христа!

– А где же родители ваши?

– Мои родители в Петербурге. Мой отец немощен. Это подопечная семьи нашей, сирота, – Екатерина вывела Лизу за руку из-за спины Раффаеле. Тьма скрывала желваки под его скулами.

– А с дитём кто? – женщина посветила в лицо Нениле.

– Прислужница наша. У неё муж на войне погиб.

– Вдовица? – хозяйка оглядела статную фигуру герцога от сапог до шляпы, но о нём почему-то не спросила. – Ладно. Подождите здесь. Я в дом схожу. Только тихо!

Она вернулась со связкой тяжёлых ключей и в накинутой на плечи душегрейке.

– Домой я вас пустить не могу без позволения мужа, а он уже спит. Ступайте за мной!

Её белеющий в темноте платок повёл за угол дома. Там оказался двор с горами соломы и деревянными постройками.

– Лошади с повозкой – ваши, там, на улице? – хозяйка обратила к Екатерине ясные глаза.

– Наши.

– Голодные, чей? Гляжу, кусты норовят обглодать.

Она повернула ключ – отвалился тяжёлый замок с задних ворот. Две высокие калитки распахнулись о стены бревенчатого каретника и конюшни.

– Загоните лошадей сюда! Там овёс есть. Конюх спит, я ему скажу про вас.

За конюшней деревянная хозяйственная пристройка соединялась со стеной дома. Снова скрежетнул ключ, звякнул замок – отперлась глухая дверь.

– Сюда заходите, тут потеплее будет! Помогаю вам чем могу, покуда муж не знает. Уж не взыщите! Всё ж не под открытым небом.

Лиза и Ненила с ребёнком вошли в сарай. Привыкшие к темноте глаза различили устланный сеном пол и печную кладку, выступающую из каменной стены.

Раффаеле остановился в дверном проёме, опершись о косяк.

– Как ваше имя? – спросила Екатерина хозяйку.

– Анна Прокопьевна меня зовут.

– Окажите милость, Анна Прокопьевна. Если осталось у вас что лишнее от ужина, поделитесь с нами…

– Да вы что! Время-то позднее! Грешно в такую пору чрево пресыщать!