Татьяна Коршунова - Екатерина Чубарова

– Венчались мы – мене всего севнадцать годков было, – слышался шёпот в дальнем углу за ящиком. – И вот Мирона мово отдали в рекруты, а я была на сносях…

Ненила сидела рядом с герцогом на одеяле у печной кладки, прижимая к груди спящую дочку.

– Катерина Иванна, Лизавета Андреемна! Наконец! – она вскочила на ноги. Белый платок её сполз на затылок, открыл пробор в льняных волосах. – Тут такое было, Катерина Иванна!..

Она принялась рассказывать про конюха и про девку с кочаном.

Раффаеле поднялся, отряхнул с одежды сухие травинки. Уже без капустной повязки.

– Мы ждали, что барынька придёт и нас выгонит, – говорила Ненила. – Вот и сидим тут тише воды. А хозяюшки-то до сив пор нету!

– Вы голодны? – спросила Екатерина. – На площади ярмарка. Жаль, что мы не купили колбасы.

– Не вам, барышня, колбасу на базаре покупать! – вылез из-за копны Леонтий. – Дело ли? Послали б меня. Всё рамно ворота заперты – не уехать.

– А мы пока что никуда и не едем. Надобно Елизавете Андреевне траурное платье пошить.

Лиза смотрела, как провинившийся ребёнок, обнимая коробку со шляпой.

– Позвольте мне поговорить с вами, сеньор Раффаеле, – Екатерина оперлась о его локоть и повела к двери.

Отрез чёрного крепа остался лежать на крышке ящика, упакованный в серую пергаментную бумагу.

– Сеньор Раффаеле, только вы знаете, зачем я еду в Москву. Вы понимаете, как дорог мне каждый день пути. И вы знаете, как трудно мне сейчас. У меня никого нет ближе вас в нынешних обстоятельствах, и потому я смею просить вас о помощи.

– Я с вами, чтобы помогать вам, – он коснулся ладонью груди и воздуха перед нею.

– Я прошу вас позаботиться о Лизе. Я не могу отправить её назад в имение и оставить там одну. Гувернантка уволена. Тверская губерния близка к театру войны. Я не могу отправить Лизу в Петербург к моим родителям. Ей придётся признаться им, что я не в имении. Мне не сделать для неё больше, чем вверить её судьбу в ваши руки. Я понимаю, что рискую её репутацией, но лучшего я не смогла придумать. Я прошу вас остаться с Лизой. Отвезите её в имение и наймите для неё компаньонку. Вы можете обратиться за помощью от моего имени к Нине. Вéсти с войны подскажут вам, что делать. Если придут французы, тогда иного не останется, как ехать в Петербург.

– А что вы будете делать?

– Я поеду в Москву одна. Мы с вами простимся здесь и поедем разными дорогами.

Раффаеле сдвинул брови, защипнул пальцами воздух, поднял руку… Опустил.

– Вы хотите, чтобы я оставил вас – одну?

– Я прошу вас понять моё положение. Я в ответе за Лизу. Но вы же знаете, что я не могу сама с нею остаться. Я думала ночью, думала в церкви, и я не нашла иного решения. Быть может, его видите вы?

– Ваше положение! – он надавил рукой на лоб. – Но в какое положение вы – меня ставите? Я не могу отказать вам и не могу согласиться!

Ненила баюкала ребёнка и смотрела на господ, приоткрыв рот. Лиза за сенным валом переминалась с ноги на ногу и покусывала губы.

– Сеньор Раффаеле! Я могу сама о себе позаботиться, – сказала Екатерина. – Лиза больше нуждается в вас.

– Maronna! – он воздел руки и принялся ходить по кругу. – Comme fà? Comme mm'aggi' 'a spartere?..

– Катя! – Лиза не выдержала и кинулась к ней. – Прошу тебя, не мучь сеньора Раффаеле! Я поеду с тобой в Москву.

Строгие серые глаза замерли на её лице.

– Лиза! Для того ли я увезла тебя из имения?

– В имении я была бы одна. А с тобой и с сеньором Раффаеле не так страшно.

– Понимаешь ли ты, что под Москвой французы, Лиза? Мы не знаем последних вестей! А вдруг я не смогу уберечь тебя?

– Но сеньор Раффаеле не будет знать покоя, если ты поедешь одна.

Он ходил взад и вперёд, поглядывал на барышень и держался за виски.

– У вас снова болит голова, сеньор Раффаеле? – спросила Екатерина.

– Нет! Я хочу её оторвать!

– Когда ты вернёшься оттуда в Петербург, Катя? – Лиза заглядывала ей в глаза.

– Я не могу тебе ответить. Я еду в русский лагерь к офицеру! Он тяжело ранен и находится в госпитале при полку.

– Он твой жених?

– Нет… Но он мне дороже собственной жизни и репутации.

Лиза перевела внимательный взгляд на Раффаеле. Он остановился к ним спиной и молчал.

– Я готова рисковать своей жизнью, – произнесла Екатерина. – Но твою, Лиза, я не вправе подвергать опасности.

Детская мягкая щёчка прижалась к её плечу:

– Катя! Позволь мне самой отвечать за свою жизнь. Ты не виновата, что Михаил Евстафьич погиб и я не могу остаться в Угличе.

– Сеньор Раффаеле! – позвала Екатерина. – Вы хотите, чтобы Лиза поехала с нами? Вам легче станет? Ненила! А ты? Куда ты поедешь? Не бойся, отвечай! Ты свободна.

– Я за Лизаветой Андреемной. Куда мене ещё, ежели не за барышней? У меня никого больше не осталось.

– Куда же ты младенца повезёшь?

– О Ddìo! 38 38 О Боже! (неап.) – Раффаеле закатил глаза.

Один Леонтий с невозмутимым видом сидел на сене в углу и кусал сухой стебелек мятлика. Дело кучерское немудрёное: куда прикажут – туда и повезёт.

Скрипнула дверь – вошла маленькая женщина в большом белом платке, заколотом под подбородком. Хозяйка Анна Прокопьевна. Желтовато-серый повойник прятал её лоб и волосы.

– Что за шум вы подняли?

– Простите, – ответила Екатерина.

– Я за вами пришла. Пойдёмте в дом, муж мой знает о вас! Я ему рассказала, потому как грех от мужа тайны иметь. Это он велел привести вас, потому как обедать пора. Как-никак, а отпустить людей голодными – не по-божески.

Несмотря на благодушие, говорить она старалась строго, как игуменья монастыря. Хотя, будь у неё дети, никто бы не принимал всерьёз её строгость – настолько безобидно-простым казался её облик.

Перед парадным крыльцом хозяйка обернулась и оглядела Леонтия: в коричневом сермяжном зипуне, серых потёртых онучах и войлочном колпаке.

– Поди в людскую, тебя там накормят!

Ненила же, как свободная солдатка, с ребёнком на руках проследовала за господами в дом.

За крыльцом оказался тёмный тесный коридор и узкая лестница в углу с резными деревянными перилами. По лестнице Анна Прокопьевна привела гостей на второй этаж. Потянула за чугунное кованое кольцо – и отворила тяжёлую дверь. Через светлую комнату с обитыми деревом стенами они прошли по широким отбелённым половицам, заметив здесь маленький столик с самотканой скатертью и старинным медным самоваром, длинные лавки и ткацкий станок у стены.

В жилых покоях вместо дверей зияли низкие и тесные проёмы. Пахло льном. Хозяйка завела гостей в просторную комнату с белыми в цветочек занавесками на окнах. Вдоль половиц здесь стоял ряд дубовых обеденных столов и тяжёлых деревянных стульев. Писанные маслом иконы на полке украшало вышитое полотенце и венчал восьмиконечный крест, а с расписного потолка спускалась большая лампада. На почётном месте под иконами сидел бородатый… старик – не старик. В тёмно-синей шёлковой рубахе с кушаком. Желтовато-русые, постриженные полукругом волосы его разделял пробор.