Марина Смелянская - Странствующий оруженосец

…Мишеля разбудило длившееся уже давно постукивание собачьих когтей по деревянному полу и тихое поскуливание – Сал, который оказался запертым в комнате, заскучал, проголодался и требовал выпустить его наружу. Увидев, что хозяин зашевелился и приподнял голову, пес завилял хвостом, побежал к двери и уперся в нее мощными передними лапами. Мишелю пришлось встать и выпустить собаку.

На душе лежала смутная горечь. Мишель некоторое время сидел в полумраке на кровати, глядя на темное пятно на подушке, потом поднял руку к лицу и потрогал запекшуюся корку крови возле носа. Холодная вода из кувшина освежила слегка отекшее лицо, все еще горевшие щеки и вернула ясность затуманенным тяжелым сном мыслям. Отец произнес те самые слова, которые Мишель боялся сказать сам себе, о чем старался забыть, целиком отдаваясь радостям молодой жизни. «Мать Юлиана и представить себе не могла, что ее первенец станет… Неужели все это правда? Неужели я действительно превратился в разгильдяя, бездельника и прелюбодея, ведь так все это называется? А ведь меня из дому выгнали – убирайся, мол, видеть не хотим. И что поделаешь – придется идти: „Почитай отца и мать свою“. Сказано – уходи, надо исполнять…»

«Ты можешь стать всем, кем только пожелаешь, главное, будь свободен перед самим собой и никогда не лги своей душе», – только сейчас он до конца понял смысл этих слов, сказанных ему Юлианой незадолго до смерти. Честно признавшись себе, Мишель убедился, что вовсе не жаждет взять на себя скучнейшие обязанности владельца фьефа, похоронить себя заживо в стенах замка, хозяйственных заботах, обречь на вечное общение с занудными соседями, применять силу и доблесть свою на турнирах и в бессмысленных войнах с ними. А больше всего он мечтает о жизни иного свойства – путешествия, приключения, поединки, сражения, служение прекрасной даме, отважные подвиги. Одним словом, о жизни странствующего рыцаря. Сейчас ничто уже не удержит его, нити, привязывающие его к дому, истончились уже настолько, что лишь малое усилие понадобилось для разрыва. Детская вера в возвращение матери тихо отошла вместе с детством.

Посмотрев в сторону окна, в миндалевидной прорези между ставнями Мишель увидел сплошные серые тучи, укрывавшие небо. В горницу тихо вошел Жак.

Не ответив на расспросы слуги о своем самочувствии, Мишель коротко произнес:

– Жак, собирайся. Завтра на рассвете выезжаем.

– Как выезжаем? Куда? – Жак приложил обе ладони к груди, испуганно глядя на Мишеля – уж не повредился ли умом бедный мальчик, напуганный гневом отцовским.

– Куда – потом решу, главное – далеко и надолго. А сейчас – собирай мои и свои вещи, распорядись на кухне насчет еды и питья в дорогу, скажи Виглафу, пусть лошадей готовит, – отдавая Жаку приказания, Мишель подошел к окну, раскрыл ставни и, прищурив с непривычки глаза от дневного света, подставил лицо волне свежего воздуха, влившегося в душную комнату. Обернувшись, он увидел, что слуга все еще стоит на месте, осознавая услышанное.

– Жак, ты плохо слышишь?

– Но помилуйте, сир Мишель, как же так… – протянув руки в мольбе, Жак сделал несколько шагов к нему.

– А вот так! – Мишель со злостью пнул ногой табурет. – Иди, делай, что тебе сказано!

Когда Жак, сокрушенно качая головой, вышел из комнаты, Мишель подошел к стене, где висело его воинское снаряжение, подаренное ему сиром Раулем: однослойная кольчуга, доходившая ему до середины бедра, миндалевидный деревянный щит, обтянутый толстой кожей и окованный полосками жести, кольчужные чулки, шлем в виде стальной конической шапочки с плотной кольчужной бармицей, наручи и поножи, и, наконец, меч с простой крестообразной рукоятью, вложенный в кожаные, укрепленные стальными пластинами ножны. До сих пор все доспехи Мишелю приходилось использовать лишь на турнирах, ему захотелось немедля облачиться в них и в полном вооружении выехать из замка, как будто прямо за его воротами его ждали не мирные холмы, леса и поля, а полчища врагов. Однако, недруги были лишь в его воображении, а тяжесть боевых доспехов существовала на самом деле, и Мишель бережно уложил свое снаряжение в дорожную сумку из мягкой замши.

Слуга же не спешил выполнять приказания своего воспитанника – первым делом он поспешил к барону Александру. Тот, осунувшийся и бледный от бессонной ночи, выслушал Жака, устало закрыв ладонью глаза, и только рукой махнул:

– Пусть убирается куда угодно и делает что хочет, лишь бы не в моем доме. Отправишься вместе с ним. Я дам тебе денег, но не смей отдавать их Мишелю – он в мгновение ока расстанется с ними в ближайшем трактире, я уж его знаю… Будешь присматривать за ним, хотя бесполезно… В случае чего – привезешь тело или что там от него останется… Все, иди, собирайся.

Старому слуге показалось, будто мир в одну проклятую ночь полетел в преисподнюю. Отец отпускает старшего сына куда глаза глядят, да еще напутствие дает – привезти останки! Все сошли с ума!

Когда Жак покинул покои барона Александра, тот, стараясь сохранять спокойствие, подошел к столу и сел, намереваясь вернуться к хозяйственным подсчетам. Некоторое время он рассеянно покачивал пальцами перо над скрутившимся свитком, и вдруг, перехватив стержень обеими руками, переломил и отшвырнул обломки.

– Куда же вы едете? – нудил Жак, тщетно пытаясь вытянуть хоть слово из Мишеля. – Я же не могу так, ехать неизвестно куда, неизвестно зачем! И где мы только будем сегодня ночевать, что есть?..

– Вообще спать не будем. И есть тоже – Великий Пост на дворе! – огрызнулся Мишель, которому надоели причитания слуги, отвлекавшие его от выбора пути. Для начала нужно, несомненно, отправиться к крестному, ведь он у него в оруженосцах состоит. Да и зовет сир Рауль его к себе уже давно.

– Вот встречу рыцаря на дороге – сразу на поединок вызову! – неожиданно для самого себя вслух воскликнул Мишель.

Жак чуть не упал с лошади от испуга и удивления, но ничего не сказал. Известное дело, у молодого хозяина в голове ветер дует, поединки… А все он, Виглаф, только и знал, что с малолетства мальчишке рассказывал про войны да разбои, а попробуй ему слово поперек скажи – так глянет, что впору к священнику бежать за причастием! Куда только барон Александр смотрел! Упустили вот первенца, теперь не перевоспитаешь – хорошо если пальца или глаза в схватке лишится, а то ведь могут и голову отхватить. Что ж, голову отдельно от тела обратно везти? Барон строго наказал – в любом виде, что останется, все домой привезти, дабы достойно останки упокоить в фамильной усыпальнице…