Номен Нескио - Бетельгейзе. Часть 2

Зазвучали удаляющиеся шаги, скрип и звук закрывающейся двери. Теперь он слышал лишь учащённое и волнительное дыхание Саши.

Потом она откашлялась и заговорила:

– Дорогой, От…, мой супруг! Я очень счастлива, что появилась такая возможность послать тебе весточку. И всем этим я обязана двум господам, внезапно появившимся в нашем доме. Мне хочется им бесконечно доверять, я уверена, они хорошие и добрые люди. Ты не представляешь, как трудно сейчас мне. От тебя нет известий, по радио говорят одно, возвращаются фронтовики, и я узнаю совершенно другое. Нас обманывают. А как же обещания о незыблемости Рейха. Я очень беспокоюсь за наших детей, добрые и милые малыши, сейчас Хель…, то есть дочке пять, а сынишке три, ты же их почти не видел. Что ещё сказать? Ты должен знать, что мы ждём тебя. Я люблю тебя и….– теперь отчётливо было слышно, как она плакала. Потом собравшись с силами, произнесла, — Твоя жена.

Далее голос её задрожал и запись прекратилась. Рейнгхард сидел теперь как парализованный. Плёнка кончилась, и полная катушка бешено закрутилась на устройстве, но скоро остановилась. В комнату вошёл адъютант.

– Я могу это оставить себе? – спросил капитан у вошедшего офицера.

– К сожалению это невозможно. Да где и на чём вы собираетесь слушать?

– Ну да…, конечно. Понимаю.

– Прошу за мной. Вас ждут.

Рейнгхард вернулся в кабинет и, не говоря ни слова замер на пороге закрывшейся за ним двери. Шолл поднялся из-за стола, приглашая жестом руки:

– Проходите, господин капитан, будут ли какие-нибудь просьбы? Можно, конечно, устроить сеанс связи с вашей супругой, но, правда, ненадолго. Но это возможно.

– Простите, но в моём доме нет телефона. У меня будет просьба, изыщите возможность переслать письма экипажа своим родственникам.

– Хорошо, – ответил атташе, – Это обычная для нас практика. Что-нибудь ещё?

– Возможен ли выход экипажа в город. Понимаете ли…

– Понимаю…, но тут вот какое дело, дорогой Отто…. Это несколько необычная страна, не похожая, ни на одну из европейских стран, с, очень своеобразными правилами и укладом жизни, тут надо…, ну как бы выразиться…, уметь жить что ли. Без всякого сомнения, я понимаю вас и физиологические потребности вашей команды, но просил бы воздержаться от выхода за пределы базы.

Рейнгхард молчал. Оценив ситуацию, Шолл произнёс:

– Ну что же, господин капитан. Мне кажется, на сегодня будет достаточно. Как вы заметили, что мы с вами были абсолютно откровенны и рассчитываем на ваш адекватный поступок. Подумайте, с кем вы…, на чьей вы стороне, кому, и в каком качестве вы нужны, прежде всего, как офицер и как…. В общем, вы поняли нас.

– Вы работаете на американскую разведку? – прямо спросил Рейнгхард.

– Нет, господин капитан…, не на американскую. Но давайте без домыслов. Мы ждём вашего решения, а теперь отдыхайте…. Кстати, дорогой капитан, вы можете обратиться с любой просьбой… Желаете девочку…, или мальчика. Не стоит сдерживать чувства, у вас впереди тяжёлая работа.

Шолл и Отт поднялись со своих мест и, подойдя к Рейнгхарду, крепко пожали ему руку. Капитан направился к выходу и, повернувшись у двери, кивнул головой.

Дверь закрылась, и оба чиновника остались одни. Сделав по глотку из бокалов, они закурили.

Указывая пальцем на пачки писем, Отт произнёс:

– Йоган, вот это надо изучить, хотя, то, о чём там написано, нетрудно угадать…, всевозможные сопли и слюни.

Потом решительно поднявшись со своего места, он сгрёб всё лежавшее на столе и швырнул в пылавший камин. Шолл обезумевшими глазами смотрел на Отта:

– Да, Йоган…, да…. Именно так и ни как иначе. А этот капитан нам и самим пригодится, если он, конечно, не полный болван. Русские проглотят все эти императорские орды самураев, как бюргер сосиску, и хочу заметить…, даже не поперхнутся.

– Ну так что скажете? – обратился атташе к Отту.

Посол задумался, глядя на тлеющий кончик сигары.

– Трудно делать выводы. Этот капитан ничего не боится, и заполучить его себе, будет большой удачей. Надеюсь, послания с Родины сослужат нам хорошую службу.

– Ну а если он откажется?

– Ну а если откажется…, то всё равно никуда он от нас не денется. Но всё же я надеюсь, у него хватит здравого смысла сделать правильное решение, и он не доставит нам ненужных хлопот. Как думаете?

Шолл пожал плечами.

– Ну посмотрим, – продолжил Отт, – Прошу вас, изучите документы и что там с лодкой. Я смотрю там палубное орудие в полной негодности. Интересно, что это за снайпер такой мог так изувечить пушку. Держите меня в курсе всех событий на базе, и особенно меня интересует капитан. Куда пошёл, с кем говорил, о чём говорил…, всё до мельчайших подробностей.

– Да, господин генерал, – чётко ответил Отт.

– Ну и славно.

Опять в тишине кабинета где-то раздался звонок и вскоре появился адъютант.

– Машину господину послу, – приказал Шолл.

– Машина вас ждёт, – тут же доложил офицер.

Отт поднялся со своего места, подойдя, ещё раз окинул взглядом карту, и надев кожаное пальто, поданное адъютантом, обратился к Шоллу:

– Прощайте, полковник…, м-да…, прощайте.

Обменявшись рукопожатием, вышел из кабинета.

– Вальтер…, ты знаешь, что делать, – сказал Шолл адъютанту.

– Да, господин полковник…. И там всё в порядке, наши японские друзья заверили, что господин корветтен- капитан останется доволен.

– Плёнку не уничтожай, возможно, она нам ещё пригодится.

– Будет сделано.

– Тогда я больше тебя не задерживаю!

Берлин. Резиденция на Фоссштрассе.

Сидя в своём личном кинотеатре, в правительственном квартале Берлина на улице Фоссштрассе, расположенном в трёхэтажном особняке, Адольф Гитлер смотрел хронику. Ещё почти год назад в этой комнате иногда собиралось достаточное количество приглашённых, расставлялись мягкие стулья, подносились напитки. Всё мероприятие было похоже на семейный просмотр фильма. Но теперь в зале стояло просторное низкое кресло и предназначалось оно лишь для одного посетителя. На экране валились с небес самолёты, огромные корабли вспарывали океан, браво вышагивали похожие друг на друга солдаты, улыбающаяся публика радостно приветствовала войска, махая маленькими национальными флажками. Парад войск сменил проезд колонны автомобилей с руководителями Рейха, которых осыпали множеством пропагандистских листовок и снова бесконечное море из счастливых людей. Офицеры, яркие белокурые женщины в сопровождении крепких мужчин, дети, ухоженные старички, держащие под руку своих далеко немолодых спутниц. Все они как будто щурились от яркого солнца, и вот на экране возникает он, вождь этой великой нации. Такое впечатление, что сияние идёт именно от него. Тысячи рук, вскинутых в приветствии. Теперь это его народ, и они любят его, ни смотря на некоторую не очень привлекательную внешность.