Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

Долго они сидели в ту ночь, Степан рассказал об Арине и Алесе, о себе говорил мало и скупо. Из Глашиного рассказа он понял, что жить становится в деревне опасно и страшно, защиты нет никакой, полицаи что хотят, то и творят, их сейчас власть.

– Немцы были несколько раз, все расстрелами пугают да говорят об отправке в Неметчину, а там кому мы нужны? Требуют сдавать что вырастил, а что вырастишь, когда мужских рук нет, дров привезти не на чем – на себе приходится возить, саночками.

Узнав, что Арина и Алеся находятся в лесу, Глаша стала намекать взять и ее в лес, вот было бы весело вместе. Степан понимал, что всех в лагерь не заберешь, и советовал пока держаться своих мест.

Когда уже было все обговорено, а в печи мерцали угли, тускло освещая край припечка, Степан неожиданно спросил:

– А нет ли в Сергеевке желающих податься к нашим военным в лес?

Глаша встрепенулась, перешла на шепот и поведала, что есть три молодых парня – ищут, как бы податься в партизаны. Один из них ее родственник, Виталием зовут. То была важная новость для Степана.

Назавтра, ближе к обеду, на дворе Глаши можно было видеть местных хлопцев, которые управлялись с дровами, что почти с осени лежали у плетня под снегом. За обедом они встретились со Степаном и, узнав, кто он, наперебой стали упрашивать взять их в партизаны, сказали, что оружие у них есть и они готовы воевать, как выразился один из них, Виталий, «с нечистью». Степан был немногословен, обещал сразу, как прибудет на место, доложить командиру, а результат сообщить Глаше.

Так образовалась тоненькая ниточка, связывающая еще одну деревеньку с полком.

Возвращаясь назад в лагерь, Степан решил посетить Варвару и поговорить с ней о переезде в отряд, как просил его Грушевский.

К Варваре он пришел поздно ночью, она быстро открыла ему дверь и тут же стала угощать салом. Отрезов небольшой ломтик и положив его на хлеб, начала чистить головку чеснока.

– Вот, заработала у богатых людей, – прервала она молчание.

Степан чувствовал, что Варвара что-то недоговаривает, и ожидал неприятного для себя разговора, который она завела издалека, рассказав, почему не пошла на сход, на котором он выступал перед односельчанами.

– Вот, видишь, Степан, подошла пора – и открылся ты нашим людям, по-разному о тебе заговорили. Одни сказывают, что стал ты каким-то чужим, неприветливым, забрал в лес своих и прячешь их от беды, а как остальным быть? Другие говорят, что каким был ты людским человеком, таким и остался. И я так думаю о тебе. Одно, Степан, для меня загадкой остается: как ты взял на себя грех с этими Кириками?

В хатке установилась тишина, только размеренно тикали ходики да на печи коротенько пропел свою песенку сверчок. Степан вздохнул и глухо произнес:

– А ты знаешь, Варка, не чувствую я за собой греха за этих Кириков. Много об этом передумал, а вины моей нет. Когда убежал от них да скитался по лесу, возникло, Варка, во мне необъяснимое чувство – не знаю, как тебе об этом сказать… Другим я стал в лесу, будто не хожу я, а летаю над землей и все звуки слышу, которых раньше и не замечал. Когда подходил к твоему двору, мне представлялось, что в бане кто-то есть; было слышно, как кто-то дышит, как ты его смазываешь своими леками. А как я на дуб лазил и высматривал их двор – все слышал, что там делается. Не помню, как туда меня ноги приносили, как и что там было, – все стерлось из памяти… Зимой я одного немца хотел в плен взять. Я его не трогал, мысли не было никакой плохой, а когда притащил – он оказался мертвым. Вот за это вину свою чувствую, хоть, клянусь тебе, Варка, не было у меня мысли его убивать. Потом, когда бой завязался возле Калиновки с предателями, нескольких я застрелил – и опять вины не чувствую, Варка, а почему так получается – ответить не в моих силах. Видно, все мы люди и разное нам дано.

Степан шумно выдохнул, возле иконы затрепетало пламя лампадки и исчезло. Варвара молчала, она ждала продолжения разговора – и не ошиблась.

– В лагере организовали небольшую больницу, главной над ней определили Алесю. Она предложила перевезти тебя туда, вот Роман и попросил меня зайти к тебе и передать его просьбу насчет переезда. Очень просил.

Варвара вздрогнула, вся сжалась – она не ожидала такого предложения, а отвечать надо было. «Пришел и твой черед высказать свои думы», – кивая головой, заключила она.

– Скажу тебе прямо, Степан, не могу я сейчас податься к вам в лес. Если кому понадобится моя помощь, завсегда готова помочь, как бы там ни было, а поехать не могу. Здесь тоже люди в горе живут, им тяжко, Степан. Вам там трудно, на вас как на зверей охотятся и немцы, и полицаи, всякие козни строят, только не получится у них ничего, пока люди вам в деревнях помогают, а они на вас надеются, что хоть какая защита от вас будет, и помогают вам. Я и полицаев лечу, и всех, кто меня просит хворь «на сухое болото отправить». Все мы, как ты говоришь, люди, так и передай Роману. И вы там его берегите, это моя личная просьба, Степан, к тебе. Я тоже чувствую, когда ты к моей хатке подбираешься, так что посматривай за ним – горячий он, не жалеет себя… Давно, Степан, у нас с тобой такого разговора не было, спасибо тебе.

– И тебе спасибо, Варка. Мне идти надо, дорога неблизкая.

Он засобирался и, выйдя за дверь сеней, исчез.

Варваре уже несколько ночей подряд во снах приходила сюда, на подворье, мать, стояла, улыбаясь, у калитки, хотела что-то сказать и тут же убегала. Появлялась матушка Марина, будто что-то искала молча, потом возникал красивый сад, похожий на сад в имении Грушевских, и она бежала навстречу тому, кто должен был появиться там, за поворотом. Конечно, это Вацлав. Но появлялся гестаповец Отто, стоял и, улыбаясь, указывал рукой в сторону. Там возникал огромный овраг, Варвара поворачивалась и хотела бежать, но ноги не слушались; она цеплялась руками за ветки кустов, позади слышался громкий и жуткий смех. В этот момент Варвара просыпалась, становилась на колени перед иконой и начинала молиться; жизнь вокруг останавливалась, уходили страхи и беспокойство, приходил сон.

Утром она выходила во двор, ноги сами направляли ее к лесу, а мысли набегали одна на одну, смешиваясь в клубок вопросов и ответов. Варвара чувствовала, что разговор со Степаном и сны были как-то связаны между собой. Может, ей надо было послушать его совета и уйти в лес, увидеть Романа? Матушка Марина унесла какую-то тайну, связанную с Вацлавом; ничего ей не рассказала и мать. Что стало с ребеночком, которого она родила? Никто ей не сказал, где он похоронен, а спросить у людей не давал стыд: ей приходилось слышать о себе, что она нагуляла дитя, вот оно и померло. Это были страшные для нее слова.

Матушка Марина всячески успокаивала и защищала ее: