Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

– Сколько будем сидеть вот так, сложа руки, когда идет война?

Этот вопрос обсуждался горячо, часто поднимался крик, и тогда Лукин успокаивал крикунов командирским тоном.

Наконец пришли к согласию, что новичков надо призвать через месяц, не раньше, а еще наладить связь с Иваном Захаровичем, которая оборвалась после гибели Ивана, и продолжить работу в деревнях.

Заставил задуматься многих вопрос Федора:

– Приближается весна, будем ли помогать людям в Калиновке и Новоселках в посевной?

В этом вопросе получилось полное согласие: надо помогать.

Приближалась весна, она будоражила, звала, вселяла надежды на новое и радостное. Почти всех в семейном лагере и лагере военных можно было видеть возле землянок. Около Степана почти всегда вертелся Змитрок, старался помочь ему управиться с коровой и конем, а животные тоже жаждали движения и свободы.

Степан запрягал коня в сани – надо было подвезти стожок сена, что он присмотрел, когда возвращался из Сергеевки; чей этот стожок, он не знал, но что делать, если корма оставалось всего дня на два-три. Змитрок взялся за самую ответственную работу – заправить дугу в оглобли саней, а Степан украдкой наблюдал за этой нехитрой, но ответственной операцией по упряжке лошади в сани и с радостью отмечал: молодец внук, уже сам сможет, если надо, запрячь коня.

– Ну, Змитрок, тебя уже скоро можно в партизаны брать – коня запрягать умеешь, – радостно улыбаясь, произнес Степан и чуть не упал, поскользнувшись на кочке, укрытой подтаявшим снегом. – Вот скажи, чуть не упал! Мало что скользко в бахилах, так еще и весна глаза ворует.

– Дед, а как это весна «глаза ворует», – удивленно спросил Змитрок.

– В такую пору, когда весна наступает, ты на снег или вверх смотришь, и глаза сами прижмуриваются, а то и закрываются – так она и ворует их. Ты, Змитрок, оставайся дома – будешь матери помогать. Да за коровой смотри, напоишь ее вечером водой, может, найдете, что в воду подмешать. Я вернусь, скорей всего, завтра к вечеру.

Змитрок надеялся, что дед возьмет его с собой и разрешит ему ехать с винтовкой, а получилось совсем наоборот: опять надо с сестрой быть, да вот еще и корову обихаживать, – но деду перечить не стал.

Степан доложил Лукину, что надо ехать за сеном, и попросил взять с собой Петьку Чижа – мало ли что может быть, дорога неблизкая. Получив согласие, они выехали сразу после обеда, намереваясь найти стожок к ночи.

До места, где предположительно стояли стожки сена, они благополучно добрались еще засветло. Надо было съезжать с дороги и двигаться по заснеженной целине. Степан решил остановиться и найти подъезды к одному из стожков. Коня он остановил под разлапистой сосной, что росла вместе с березой у самой дороги. Петька разминал ноги, а Степан закинул за плечи винтовку и прошел несколько шагов вперед.

Он ощутил мир тишины и таинственных звуков природы, а в глаза бросились следы, оставленные на слабо наезженной и присыпанной снегом дороге; дальше они сворачивали в сторону, куда намеревался двинуться и сам Степан. Похоже, прошло человека два-три, и видно, что не военные: шли беспечно, шаркали ногами, хотя один след мог принадлежать человеку еще молодому.

Степан, размышляя и прислушиваясь, стоял минут пять, он чувствовал, что люди здесь недалеко, может быть даже возле стожков, и тихо пошел назад. Петька, увидев Степана, насторожился. Он уже рисовал благостную картину, как они подъедут к стожку, перекусят и заваляться спать до утра в сене, а конь от сена никуда не пойдет, но планы, похоже, резко менялись.

Съехав чуть с дороги, Степан оставил сани под Петькину ответственность, а сам вернулся к следам на дороге. Небо нахмурилось, задувал ветерок, может и снежок посыпать. «Что заставило людей прийти сюда в ночи?» – вертелась в голове мысль, но тревоги она не вызывала, и Степан довольно быстро почувствовал, что люди совсем рядом, вон у того стожка, который выделялся на снегу в нескольких шагах. Он снял с плеча винтовку, взял ее в руки, быстро и шумно зашагал к стожку.

Там зашевелились, и раздался тревожный, но негромкий женский голос:

– Ты кто такой? Что тебе здесь надо?

– А вы кто такие? – тоже негромко и спокойно прозвучал голос Степана, и наступила минутная тишина – видно, там думали, что ответить.

– Мы беглецы, шли в Сергеевку да заблудились.

– Вы не бойтесь, я такой же беглец.

Это оказалась женщина с двумя детьми лет по четырнадцать-пятнадцать, дочкой и племянником. Возле стожка они устроили подобие шалаша, накрытого сеном, где можно было укрыться от непогоды. Женщина рассказала, что бежали из Высокого, там немцы устроили облаву, забрали много молодых людей, брали и таких, как ее дочка, погрузили в машины и увезли в район – говорят, паровозом дальше к германцам направят.

Рассказ был сбивчивым, она начинала говорить о семьях полицаев, те своих детей увезли уже давно куда-то, о своем свекре, что остался сторожить хату, о том, как было страшно убегать и они еле успели скрыться, хорошо, сосед предупредил. А потом заговорила, что придется сюда переносить свой скарб и жить здесь, в лесу – полицаи и немцы в лес побаивались заходить, – и неожиданно спросила:

– А от кого ты убегаешь и прячешься? И откуда у тебя ружье?

Степан поведал, что они прячутся по лесам еще с осени, а без ружья в лесу никак, то зверье попугать надо, а если что, защита от полицаев и немцев тоже нужна – у них сейчас сила, но и жить под такой властью невозможно.

Дальше разговор их пошел более спокойно и мирно, словно уже между давно знакомыми людьми. Степан узнал, что в этих местах покосы жителей Высокого, здесь они уже давно ставят стожки, а стожок, в котором они остановились, складывал ее свекор. Степан рассказал, что приехали они сюда за сеном: летом не было никакой возможности накосить, вот и заставляет нужда искать брошенное, но раз это стожки людские, то утром придется ехать искать дальше. Женщина, видно, почувствовала, что прибывшие к ним люди плохого не сделают, сказала, что два крайних стожка можно уже забирать – не стало тех людей, и горестно вздохнула.

Пока Степан вел разговоры, Петька беззаботно спал, зарывшись в стожок. Надо было подумать о ночлеге и охране – время-то военное, мало ли что. Степан решил Петьку не будить, а бодрствовать сам. Он подложил сена коню, привязал его вожжами к березе, а когда вернулся к шалашу, там уже спали.

В лагерь они вернулись во второй половине дня. Сложив сено и накормив корову, Степан направился в лагерь военных, к Лукину: надо было доложить о прибытии, а главное, сообщить об облаве, которую устроили немцы в Высоком.

Лукину об облаве уже доложил Федор, он вернулся с Ваней из Калиновки – ходили за продуктами, там им и рассказали об этом. В землянке Лукина был Грушевский, они радостно приветствовали Степана, но его вид и замкнутость несколько омрачили их радужное настроение.