Олег Моисеенко - Мы люди… Мост

– Ты, милая, не думай плохого ни о себе, ни о людях – не к тебе эти слова относятся. Бог дал – Бог и взял, его это промысел, и не нам судить дела его. – И тут же добавляла: – Все мы люди.

Варвара успокаивалась, дневные заботы, людские беды и радости уносили те мысли и стыд далеко-далеко.

Сейчас стыда не было, сейчас перед глазами возникали лучи похожих родинок на животе Романа и Вацлава. Только в набегавшие мысли вмешивался разговор ветра с ветвями деревьев, и можно было слышать их шепот: «Сын твой вырос, взрослым сделался, не посрамил тебя, воином стал, со злой силой схватился, раны опасные получил. Выходила ты его, от нечестивых спасла. Пусть он своей дорогой идет, встретит женщину достойную, да будет между ними любовь и согласие».

Зашатались деревья, прекратился шепот, дохнуло холодом, и Варвара заспешила к своей хатке, пришло успокоение и душевное спокойствие, и с мыслью: «Здесь мое место, здесь, что Бог пошлет, смиренно приму», – она вошла в хатку.

Радостную весть тогда принес Степан в отряд: сразу мог отряд увеличиться на три человека – получалось, можно было формировать целое боевое отделение. Пришлось ему еще раз пройти неблизкий путь в Сергеевку, но уже вместе с Устименко и Ваней. Долго они тогда беседовали с молодыми парнями, вначале поодиночке, а потом собрались все вместе. Устименко предложил им, пока зима, оставаться в деревне, узнавать о полицаях и немцах, аккуратно выяснять настроение людей. Эти сведения пусть собираются у Виталия, а его, когда нужно, попросит зайти к себе тетка Глаша. И нужно быть очень осторожными.

В конце беседы Устименко представил Ваню со словами:

– Если что, вот он и придет за вами, будет ваш командир, – отчего Ваня радостно заулыбался.

По-другому сложился поход Федора в Лотошино, раскинувшееся одной улицей недалеко от дороги, которая соединяла Высокое и Новое Замостье. С самого детства вместе с родителями приезжали они сюда в гости на престольный праздник к родственникам матери, а родственников было там немало, дворов пять-шесть, и в каждом детей не меньше четырех-пяти; а когда подрос, приходилось туда добираться самому, чтобы помочь в посевную, да и так, если в чем-то надо было подсобить по хозяйству, особенно тетке Ольге, у которой муж инвалид и одни девки родились, – нуждалась она в подмоге.

С охотой посещал родственников Федор, везде его встречали с радостью, а самым ярким воспоминанием были детские игры, походы большой ватагой в лес и просто по полям в поисках птичьих гнезд, летом – грибов, ягод земляники, черники, да мало ли чего там не было. Сперва в одном дворе день проведет, потом в другом, и так, пока у всех теток и дядей побудет в Лотошино, целая неделя пройдет, домой потянет. Потом, перед войной, реже стал бывать, потянулся к науке, задумал учителем стать – считай, года два там уже не был.

Федор, докладывая о походе в Лотошино, питал надежду найти там людей, которых можно было привлечь в их полк. С таким настроением он вышел на рассвете из Новоселок, намереваясь к вечеру подобраться ко двору тетки Ольги. Рискованная это была затея: вестей из тех мест в Новоселки практически не доходило, это был другой район, да и порядки там были другие. Они относились к немецким властям, которые находились в Киеве, хотя немцы и полицаи – они везде одинаковые.

Забор из жердей, окружавший огород тетки Ольги, тянулся вдоль небольшого выгона, переходящего в узкую балку, которая пересекала улицу и делила ее на две почти равные части. К этому забору и пробирался Федор. Ему пришлось для этого сделать немалый крюк по лесу, и к закату дня он, уже уставший, пробрался к сараю и наблюдал за двором. Во дворах наступило время догляда за хозяйской живностью.

Тетку Ольгу он заметил сразу, как только она сошла с ганочек и направилась в сарай. Федор, шагнув к невысокой калитке дощатого забора и приподняв над ней голову, негромко произнес:

– Тетка Ольга, добрый вечер, это я, Федор.

Хозяйка на миг остановилась и, увидев знакомую голову, быстро подошла к калитке.

– Здравствуй, Федя! Да ты с ружьем.

Засуетившись, она открыла дверку, тревожно оглянувшись, предложила пройти и, указывая рукой на открытые ворота сарая, заговорила почти шепотом:

– Ты, Федя, вижу, партизанишь, лучше в хату тебе не заходить. Тут такое дело: моя средняя дочка, Люба, вышла замуж за полицая, и человек он вроде хороший, а подался в полицаи. Да и брат мой, Сидор, тоже в полицию записался, а другой, Миша, тот в партизаны подался, так его дня три назад в нашем овраге полицаи ловили, стреляли, а он кричит: «Не возьмете, сами сгинете», – и ускользнул от них. Такие, Федечка, у нас дела невеселые. Ты лучше здесь не задерживайся, злые они стали, партизан боятся.

– А многие в полицию подались?

– Да дворов пять наберется, живут по хатам, а так у них своя контора есть, там их старший и человек пять с других деревень прибилось сюда. Так ты, Федечка, лучше уходи.

– А немцы у вас есть? – продолжал допытываться Федор, направляясь к выходу.

– Наезжают, все расстрелами пугают и предлагают в Неметчину ехать, а так их сейчас нет. Ты не обижайся, Федя, за такой прием, иди своей дорогой – так лучше будет.

Только Федор ступил за калитку, как послышался женский голос:

– С кем это ты, мама, там разговариваешь?

– А с кем мне разговаривать, как не с коровой, она тоже человеческий голос слышать хочет.

Федор, не мешкая, уже по темноте, по своим следам, видневшимся на снегу, заспешил назад. Мрачные мысли нес он с собой: деревня небольшая, люди такие приветливые были, дружно жили, друг другу помогали, а пришла беда – поменяла людей. Это же надо такому случиться: дочка тетки Ольги замуж за полицая вышла, брат в полицию подался, а другой – в партизаны, почти как в Калиновке. Вот и пойми этих людей, что у них там в душе творится; тут и в своей душе не всегда разберешься, а в чужой тем более. Как ни утешал он себя, а раздражение и злоба на Лотошино не проходила, надо бы полком напасть на полицаев да погонять хорошенько – глядишь, и другим наука была бы.

С такими думами появился он на второй день в лагере, доклад его был безрадостный. Успокоил всех Устименко:

– Ты же, Федор, важные сведения принес: оказывается, и там партизаны есть, и знаем, сколько там полицаев, и кого они боятся, тоже заем. Это важные сведения, надо будет установить нам связь с теми партизанами.

Его поддержал Лукин, сообщив, что в Новоселках три человека рвутся в их полк, а Федор высказал свою думу:

– Не мешало бы туда всем полком сходить да показать людям, что советская власть – она жива.

Его предложение почему-то осталось незамеченным.

В землянке у Лукина шло совещание, возникало немало вопросов в связи с возможным пополнением. Получалось, что их полк может вырасти на шесть-семь человек сразу, а это уже будет большая сила, только надо решить, когда их забирать сюда, в лагерь. С их размещением проблем не было, хуже обстояло дело с пропитанием, но особенно всех озадачил своим уже не раз обозначенным вопросом Грушевский: