Наталья Навина - Последние Каролинги – 2

– Я понял, ваша светлость.

Когда на перекрестке между Компьенской дорогой и Аризентами нашли женщину, недавно ставшую хозяйкой Кюиза, с перерезанным горлом, жители деревни перекрестились и еще сильнее укрепились в своей вере в то, что Кюиз – место нехорошее. И селиться там нельзя ни за какие блага. Больше никаких мнений на этот счет высказано не было, и, к тому же, эта смерть была лишь прологом к последующей лавине несчастий. Впрочем, существовал человек, для которого смерть Деделлы стала не прологом к трагедии, а самой трагедией. Но всем тогда уже было не до него.

– Ваше величество! Скажите хоть вы свое слово! – Вульфгунда чуть не плакала. – Не успела я оглянуться, а он уже взобрался на Гонвальдова коня.. . – Мама, у Гонвальда лошадка смирная!

– А едва я успела подбежать, он спрыгнул с седла, и бегом. А на дворе дождь, а он прямо по лужам… Не успела я воду в купальне разогреть, а он уже опять сбежал и рвется на конюшню. Вы гляньте на него – перемазался, как чертенок! И это принц! Да что принц! Миропомазанный король!

Азарика вздохнула. Ги действительно отбивается от рук. Надо быть с ним построже.

– Ги, Вульфгунда сейчас тебя немедленно вымоет и переоденет. И никаких на сегодня конюшен.

Улыбка до ушей.

– А ты за это почитаешь мне про великого Александра?

Ну что тут поделаешь! Просто так ни за что не уступит… а, с другой стороны, она ведь и сама говорила, что это последний год, когда мальчик остается под ее опекой. А дальше начнут обучать его верховой езде, и фехтованию на мечах и топорах, и конному бою на копьях, и стрельбе… и охоте – будь она проклята, и умению командовать… впрочем, он уже сейчас ко всему этому тянется… Лучше уж, пока есть время, узнает побольше про книги.

– Конечно, почитаю.

– Тогда хорошо.

И Ги позволил Вульфгунде увести себя в купальню, из которой он недавно выскочил. Азарика еще задержалась на высоком крыльце, куда привлекли ее вопли Вульфгунды. Шел нудный мелкий дождь, но сюда, под каменную арку, он не доставал. Королева оглядела двор. Ворота были распахнуты – только что въехал большой обоз с припасами – урожай ведь недавно собрали. Стоя у первой повозки, Альбоин в плаще с капюшоном выслушивал отчет низкорослого человечка с трясущимся брюхом – очевидно, управляющего каким-то королевским владением. Отсюда она не видела лица Альбоина, но, судя по отчаянному виду человечка, оно было грозным. Рядом крутился Феликс со свитком в руках. Стало быть, чего-то недосчитались. Обычная история… Вообще во дворе обреталось довольно много народу, правда, никого посторонних, кроме обозных, она не заметила, но все же хорошо, что Вульфгунда увела Ги от этой толкотни…

Она повернулась и стала подниматься к себе в башню. Происшедшее отвлекло ее от работы над Хроникой. А это было не пустое времяпровождение. Она хотела свести воедино все донесения с итальянской войны. Идет месяц на месяцем, а перелома все не видно. Вскоре развезет дороги, а это означает, что Эду придется зимовать в Италии. А если к тому же будет длиться осада, что из этого воспоследует? Голод, мятежи, возможно, чума. Пусть не здесь, пусть за горным хребтом, но все же – воспоследует. А здесь, в Нейстрии, при отсутствии короля – новое наступление сторонников Карла… И лишь собрав воедино все сведения, она может строить свои дальнейшие действия… Она поднималась по лестнице мимо стражника, явно скучавшего, но все же отдавшего ей честь, гулко стукнув по полу копьем, и неосознанно ускоряла шаг.

В личных покоях королевы было пусто. Раскрытая Хроника лежала на пюпитре. Азарика повернулась было туда, но ощутила, что из-за быстрого подъема у нее пересохло горло. Она подошла к полке, на которой стояли чеканный серебряный кувшин и такой же кубок – византийская работа, трофей она уж не упомнила какого похода Эда. Азарика налила в кубок воды и выпила. «Служанки совсем распустились, – мелькнула мысль. – Воду не меняют. Затхлостью отдает». Поставив кубок на место, она подошла к пюпитру, протянула руку к чернильнице. И в это мгновение страшная судорога, прошедшая по всему телу, заставила ее согнуться пополам, а затем ноги ее подкосились, и она рухнула на ковер.

Она попыталась было крикнуть на помощь, но из горла вырвалось только слабое хриплое сипение. Связки и мышцы точно сковал паралич. Азарика почти не могла дышать. Она знала, что все это значит – судороги, удушье, онемение тела. Яд.

Из последний сил она попыталась доползти до стола, где стояла шкатулка с лекарствами. Среди лечебных трав были и противоядия. Азарика сделала несколько судорожных движений и снова обмякла. Из прикушенных губ текла кровь. Руки и ноги уже не действовали. Бесполезно. Она не дотянется до шкатулки. Вновь ужасающий приступ удушья. Но в то же время, пока тело корчилось от боли, голова сохраняла ужасающую ясность.

…Голова сохраняла ясность. И тогда сознанию: «Отравлена!» на смену пришло другое.

«Суд Божий!»

Потому что Бог всегда казнит клятвопреступников. А она преступила клятву вдвойне. Давным-давно она принесла самый страшный обет, какой может дать человек – отомстить убийце отца и Гермольда, предав его мучительной смерти. И предала свою клятву, влюбившись в убийцу. Она не умертвила его, а вышла за него замуж, и родила ему сына, и жила с ним счастливо… и тешила себя надеждой, что Бог простил ее. Но Бог ничего не простил. Господне правосудие надвигалось медленно, и, наконец, настигло ее. Она не раскаивалась в содеянном, она просто знала, что это так. За нарушенную клятву нужно платить. И она платит – душу за душу, кровь за кровь, жизнь за жизнь. И ничто ее не спасет. Суд свершился, и она уходит во тьму.

И тьма заполнила ее зрение, и удушье сдавило горло, и до слуха все доходило уже смутно, как сквозь плотную пелену. Ей показалось еще, что она слышит какой-то шум… может быть. колокол… и крик… и, напрягшись, она различила юный голос, ломкий и хриплый, который, перекрывая набат, выкрикнул три слова.

Свой собственный голос.

«Справедливость! Правда! Месть!»

То, чему она присягала. То, о чем она позабыла ради любви, жалости и милосердия.

«Бог покарал меня!»

С этой мыслью Азарика умерла.

На самом деле Господь был к ней милостив. Он позволил ей умереть, прежде, чем ее достигла весть, которая была бы для нее хуже смерти.

Когда прислужницы, бросив бесчувственную Вульфгунду, вбежали, голося и ломая руки, в покои королевы, чтобы сообщить ей, что в купальне маленького принца Ги неожиданно постигли судороги и удушье, и ничто не может вернуть его к жизни, они нашли королеву мертвой на полу.

И вой наполнил все переходы Компендия.

Фортунат очнулся оттого, что на звоннице ударили а неурочный час. Неужели пожар? Он слабо позвал Эммерама, но тот не отозвался. Приподнявшись на постели, каноник услышал крики – множество голосов, особенно женских. И топот. Тяжелый топот солдатских сапог, и звон амуниции. Значит, не пожар? Неожиданное нападение врага? Набег? Но как враги смогли подойти так близко к Компендию? Почему Азарика и Альбоин не приняли никаких мер? Неужели их никто не предупредил? Быть этого не может.