Наталья Навина - Последние Каролинги – 2

«Кто полюбит меня?» – спросил он тогда, а она сказала: «И тут ты виден целиком. Ты не спросил: кого же буду любить я?»

– Теперь я могу ответить, мать, – произнес он вслух. – Никого.

Над Битуриком вставал густой и жирный столб дыма. Чтобы не тратить времени на утомительную осаду, а людей – на штурм, мятежников приказано было «просто выжечь из этой норы». Может, те и возлагали какие-то надежды на ветер и ненастье, но обмотанные горящей паклей, смоченной в смоле, стрелы сделали свое дело, а внезапно изменивший свое направление ветер лишь раздул пожар. Не желая гибнуть в огне, воины мятежного сеньера Битурикского бросились к воротам, пытаясь прорваться сквозь осаждающих – но тщетно. Все, чего они добились своим отчаянным порывом и пролив немало вражеской крови – это разъярили противника. И сейчас верные королю дружинники методично избивали уцелевших, рассыпавшись по полю.

– Не всех! Не всех убивать! – кричал, врезаясь в гущу свалки, молодой всадник в богатом плаще. Голос у него был зычный, а золотые пластины на шлеме блестели даже в такой хмурый день. – Их сеньера взять живым! Где он? – отпихнув конем дружинника от его жертв, он схватил затянутой в кольчужную рукавицу рукой мятежника за шиворот. – Эй, скот! Отвечай, где твой господин?

– Бежал… – прохрипел тот. – На север поскакал…

Всадник выпустил его, и, не интересуясь более его судьбой, направил коня прочь.

– Альберик! – крикнул он. – Похоже, этот трус дал деру!

Подъехал другой всадник, много старше первого.

– Знаю, – произнес он. – Я уже отправил людей на перехват.

Несмотря на одержанную победу, Альберик, сеньер Верринский, совсем не имел вида триумфатора.

– Ну, поймают его, – бормотал он, – в колодки – и в Лаон, и все… А ведь там, у Соколиной Горы, мы бились плечом к плечу… хотя тебя там не было, ты мал был еще…

– Вечно ты об одном и том же! – Генрих, молодой герцог Суассонский, досадливо отмахнулся. – Соколиная Гора, Соколиная Гора… как будто других битв нет и не будет!

Альберик омрачился еще больше. Всего лишь десять лет прошло после величайшего сражения на памяти поколения… а о нем уже не хотят и слышать, как о надоевшей сказке. Словно тысячи и тысячи полегли зря. Сказал он, однако, совсем о другом.

– Ветер опять меняется… пожар, пожалуй, перекинется на поле.

– Наплевать, – ответствовал Генрих. – Все равно все погнило на корню, черт бы побрал эту непогодь!

Они поехали прочь прямо по пшеничному полю. Дружинники, усталые, злые от того, что не удалось пограбить сгоревший замок, обшаривали трупы. Пленных сегодня не брали. Зачем? Только утяжелять отряд.

Альберик стянул зубами перчатку, заткнул ее за пояс и сорвал пучок колосьев – пустых, точно изъеденных ржой. Затем отбросил его. Генрих прав – урожай в этом году не собрать… Снова не собрать. Голод будет пострашнее прошлогоднего.

– Что ты все хмуришься? – спросил Генрих. – Мятежу конец.

– Этому мятежу. А в Лемовике? А в Квизе? И, заметь, все сеньеры, графы, бароны! – Альберик впервые заговорил о том, что по-настоящему тревожило его. – Я понимаю – мужичье. Когда им нечего жрать, они всегда хватаются за вилы. Но когда на короля идут его вассалы… причем из самых верных, испытанных… Ведь он всегда защищал их земли и добро, как сторожевой пес – стадо овец!

– А может, он им больше нравился, когда был волком?

– Как… и ты? А ведь ты присягал ему, приносил вассальную клятву!

– Я присягал принцу Ги. А его, между прочим, нет в живых.

До Альберика постепенно начал доходить смысл сказанного. Генрих смотрел на него, подбоченившись в седле. Его молодое лицо, разрумянилось от ветра, на губах играла усмешка, но глаза не смеялись.

– Ты хочешь знать, почему вассалы бунтуют против короля? Изволь, я тебе объясню. Что обеспечивает прочность королевской власти? Продолжение династии. О чем должен в первую очередь заботиться правитель? О наследнике престола.

– Ораторствуешь, как на королевском совете, – буркнул Альберик, но герцог не обратил внимания на это замечание.

– Пошел уже третий год по смерти королевы и принца, а король все еще не взял себе новой жены. Все разумные сроки траура миновали. Убей меня Бог, да он просто приглашает вассалов к мятежу. Каждый думает – он умрет, не оставив наследника, начнутся свары и раздоры, перекройка земель и выборы нового короля, так почему не сейчас? А каждый сеньер познатнее, особливо имеющий сыновей, вдобавок думает: а почему не я? Почему не граф Роберт – у него ведь уже двое сыновей? Почему не ты – у тебя их сколько – пятеро? Семеро? А в самом деле, почему не я? Мой род достаточно знатен, и у меня есть сын, и дай Бог, будут еще.

Альберик открыл было рот, чтобы возразить, но Генрих не давал ему вставить слова.

– А чернь охотно идет за мятежными баронами, потому что закрома их пусты, земля не родит, и мор одинаково косит человека и скотину. А кто во всем этом виноват? Ты знаешь, во что они верят. Король, не имеющий наследника – не имеет права быть королем. Бездетный правитель всю землю делает увечной.

– И ты это говоришь? Ты, которого он взрастил под своей опекой, чье имущество он сохранил от разорения?

– Да, я это говорю! Потому что я ему верен, и от всей души желаю, чтобы Эд сохранил власть. Но я говорю это тебе, потому что я не так близок к нему, как ты, и от тебя он выслушает то, что не станет слушать от меня. Он еще не так стар, чтобы не иметь наследников от собственной плоти. Убеди его, что он должен снова жениться – хотя бы ради спокойствия в королевстве. А не то, если так будет продолжаться, я и сам взбунтуюсь, разрази меня Господь!

По тону, которым произносились эти слова, нельзя было определить, серьезно говорит Генрих или нет. Прежде, чем Альберик успел что-либо ответить, Генрих дал шпоры коню и поскакал по направлению к своим воинам, собиравшимся у стен горящего замка.

Они расстались у поворота на лаонскую дорогу. Люди из Суассона возвращались обратно. Прощание ничего не добавило к сказанному. Альберик не мог ни ответить, ни возразить герцогу. Хотя бы потому, что он выразил словами то, что уже не раз приходило на ум самому Альберику. До сих пор он старался гнать от себя подобные мысли. Но если уж об этом стали в открытую говорить такие мальчишки, как Генрих…

Он ехал в Лаон, в королевскую резиденцию. В Компендии больше не было двора. Теперь там располагался обычный воинский гарнизон. Впрочем, из-за постоянных мятежей в последние годы понятие «двор» стало довольно расплывчатым.