Роман Камин - Под терракотовыми крышами Праги

Приняв ванну, она закуталась в тёплый изумрудный халат большого размера, тот, что она решила оставить себе на память после смерти отца. Этот халат, словно большие крылья, защищал её от суровых перемен и невзгод этого мира. На кухне закипел чайник. Пришло время заварить ароматный чай с горными травами и пожарить гренки с яйцами, молоком и свежей зеленью. Во время завтрака эмоции, как цунами, захлестнули её, слёзы сами стали градом катиться по щекам. «Они так звонко падают на пол», – подумала она.

Незаметно прошло около пятнадцати минут. Диана посмотрела в окно, вытерла слёзы, допила чай и сама себе сказала:

– Всё, нужно успокоиться, незачем паниковать. Всё будет хорошо.

Она вошла в спальню, заправила постель. Среди всей этой смуты эмоций всё же точно можно было различить наслаждение каждой минутой, каждым прикосновением Эдварда. Тело хранит память о том, что произошло этой ночью: губы помнят поцелуи, глаза – родинки на теле, кончики пальцев – его колючую бороду и мягкие волосы.

Время идёт, на часах одиннадцать часов тридцать пять минут, а значит, нужно выбрать себе наряд по погоде и отправиться в город. В жизни Дианы начинается новый этап, возможно, неплохо было бы подумать о работе. Она открыла старый добротный шкаф из тёмного дерева, там висели платья, юбки, нижние юбки, сорочки, в основном всё приятных тёплых оттенков. Мягко, скромно, невычурно, достаточно простого покроя. Всё это царство однотонности разбавляли шарфы, сумочки и украшения, местами причудливые аппликации и цветочные принты. Диана решила уточнить сегодняшнюю погоду, выглянув в окно, вид открывался на улицу, не особо богатую деревьями, но недалеко от её окна росла липа. Ветви, листья и облака говорили ей, что сегодня пасмурно, прохладно и, скорее всего, дождя не будет. Немного подумав, она выбрала блузку, юбку и тёмное пальто, нанесла немного косметики, расчесала каштановые волосы, на запястья и мочки ушей нанесла пару капель духов, выбрала комплект, состоящий из кольца и пары серёг, и уже в более приподнятом настроении выбежала на улицу.

Выйдя из подъезда, Эдвард направился в город. Был достаточно пасмурный день, который создавал постоянное ощущение полусумерек и, вдобавок к странно тоскливому настроению, угнетающе действовал на его сознание. Он пока плохо понимал, где находится, всё же ещё не так хорошо знает районы Праги, да и вчерашняя увлекательная, наполненная разговорами прогулка с Дианой проходила под покровом уже рано наступившей осенней тьмы. Пытался было вспомнить, что им встречалось по пути, чтобы как-то сориентироваться, но в памяти всплывали лишь самая посещаемая Староместске намести 13, Пороховые ворота 14в готическом стиле и Хлавны надражи 15, откуда он отправился несколько дней назад в свою роковую поездку в Брно. Ах да, ещё помнит, что они с Дианой снова пересекли Влтаву через Монисав мост 16, где был прекрасный вид на Карлув мост и возвышающийся над пражским градом собор Святого Вита.

Сейчас он пока что шёл, не особо понимая, в какую сторону, но его внутреннее чутьё на местность подсказывало, что он находится не так уж и далеко от центра. Пройдя несколько кварталов по прямой, он решил спросить у кого-нибудь своё месторасположение. Прохожий в бежевом плаще сказал что-то на чешском диалекте, Эдвард не особо-то и понял сказанное, но с улыбкой поблагодарил его за помощь и двинулся дальше. Пройдя мимо небольшого католического храма, надеясь выйти к знакомым домам и улицам, он устремился за вдруг проехавшим мимо него трамваем с номером девять, который скрылся по чуть изгибающейся дороге, потому что он и его тоже вспомнил со вчерашней прогулки, а значит, как он думал, он на верном пути. Но на самом деле, как оказалось, он шёл совершенно в противоположную сторону. Некоторое время спустя перед его взором предстала небольшая церквушка, от которой простирался длинный забор, а за ним виднелись надгробия. Это был вход в Ольшанске хржбитовы 17. Недолго думая, он решил прогуляться по кладбищу, раз уж дорога привела его именно сюда.

На самом деле Эдвард очень любил гулять по старинным погостам различных городов, в которых он бывал. Они привлекали его своею тишиной, спокойствием, отстранённостью от обычного мира, отделённого всего лишь одним забором. Ведь стоило только выйти за пределы кладбища – и снова слышны шум, гам, пение птиц, разговоры прохожих и большая суета обыденности жизни. Здесь же всегда царило возвышенное умиротворение, навеянное застывшим временем, которое ощущалось лишь сменяющимся обличием времён года. Одновременно с этими ощущениями его привлекала и визуальная составляющая подобных мест. Так и сейчас, прогуливаясь меж вековых деревьев по мощёным аллеям, укрытым покрывалом из опавших осенних рыжих листьев, Эдвард заглядывал в прикрытые глаза застывших навечно скорбных фигур, изучал имена, даты жизни и погребения, рассматривал завихрения готических буквиц надписей и ажурные обрамления надгробий.

Время пролетало незаметно. Мимо проплывали длинные улицы выстроившихся в ряд склепов с острыми крышами и потерявшими цвет витражами окон, нескончаемая череда печальных с поникшими головами крылатых ангелов с потёками от дождя из глаз, похожими на следы от слёз, фигуры грустного Христа, молящегося за покинувших сей мир. Его взор привлекали литые чугунные двери с витиеватыми вензелями, ржавые фонари на арках у входа в склепы, поседевшие от возраста и воздействия погоды давно пустеющие лавочки, обвитые плющом статуи с застрявшими в нём оранжевыми листьями клёна, драпировки каменной ткани, покрытые сочного цвета мхом и сплетениями полотен паутины, и засохшие букеты принесённых цветов в надгробных вазах.

В момент, когда Эдвард засмотрелся на кленовый лист ярко-жёлтого цвета, прикрывший глаз юного ангела, обратившего свой полной мольбы взор к небесам, он услышал гортанный щёлкающий звук огромной чёрной птицы, пролетевшей над ним и присевшей на возвышающийся над одной из ближайших могил крест. «Кра, кра, кра», – будто поздоровавшись, издал необычный гость. Это был Ворон. Птица, которая устрашала своим немалых размеров видом, смолисто-чёрным оперением и грозным взглядом. Ворон пристально смотрел на Эдварда, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно изучая его. Эдвард крайне удивился появлению этой избегающей людных мест птицы в черте города, ведь для них это совсем не свойственно.

– Что же ты хочешь мне сказать? – произнёс вслух Эдвард и слегка засмеялся от того факта, что разговаривает с птицей.

– Кра, кра, кра, – снова издал Ворон, взмахнул крыльями и улетел.

Эдвард задумался над этим странным знаком вдруг из ниоткуда появившейся чёрной птицы. Ведь образ Ворона издревле не сулил ничего хорошего. Связующий жизнь и смерть посланец из потустороннего мира, символ хаоса и тьмы, предшествовавшей свету творения, – так называли его в различных преданиях и этносах. Но Эдварду нравились эти птицы, привлекая не только образом мистицизма, но и своею величественной красотой. Тем более ему, как уроженцу северных стран, были близки скандинавские эпосы, а в них описываются два ворона Хугин и Мунин (Мыслящий и Помнящий), которые облетают мир людей и сообщают потом об увиденном и услышанном Одину 18. А это могло значить только одно – дух родных мест присматривает за ним.