Юрий Пульвер - Стоящий в тени Бога

Утолив первый голод, Гай взалкал дальнейших развлечений.

– Эй, Перо! – окликнул легат своего раба. – Тебе было велено купить последние «Акты»! Читай!

– Вот они, милостивый господин... – Секретарь развернул свиток и начал читать заголовок: – «Акта сенатус»...

–Дурак! На что ты выбросил сестерции?! – забрызгал слюной мгновенно взбесившийся военачальник. – В Тартар никчемные отчеты о заседаниях идиотского сената! Мне нужны «Акта попули»! Получишь тридцать плетей!

– Прости, доблестный легат! – привстал с ложа и поклонился Квинтилий. – Перо не виноват, это я перепутал. Я заказал ему купить для моего патрона «Акта сенатус», но забрал у него не тот свиток. Сейчас я принесу тебе «Ведомости».

– О чем крик? – спросил Лонгина удивленный Иуда, притворяясь, будто не понимает по-латыни.

– «Акта попули», или «Ведомости», – это регулярно публикуемый свиток, содержащий правительственные постановления, выписки из сенатских протоколов, известия о новостройках, событиях в императорской семье, важнейшие новости в городе. Оригинальный текст каждого выпуска составляется правительственными чиновниками, с него делаются многочисленные копии по частным заказам, а подлинник отсылается в архив. «Акта сенатус» – подробные отчеты о заседаниях сената. Перо начал читать легату не тот свиток...

– И чего же ищет твой командир в ведомостях?

– Как чего? Новости о предстоящих развлечениях. Да сейчас сам услышишь...

– Ладно, Перо, не дрожи! Тебя не будут бичевать.

Возьми «Акты» у Мнемона, посмотри: нет ли чего интересного? – Волчий рык Гая превратился в кошачье мурлыканье.

– Новое постановление: запрещена продажа печеной и вареной пищи в харчевнях, – произнес Перо.

Вернувшийся Квинтилий перевел эту фразу Иуде. Тот заметил, что секретарь Гая бросил на эфиопа взгляд, полный благодарного обожания. Как потом узнал Гавлонит, Мнемон соврал, чтобы спасти Перо от предстоящей расправы за небольшую, в общем-то, провинность, и отдал Гаю «Акта попули», купленные им для Вара.

– К чему такой запрет? – шепотом подивился Иуда.

– Август старается блюсти древние нравы, согласно коим пища готовится только дома. На самом же деле харчевни служат местом сборищ недовольных. Запрет глупый и бесполезный: народ все равно толпится в корчмах для того, чтобы выпить вина и поболтать, пусть и без печеной и вареной пищи...

– Мне плевать на кабаки! – шлепнул ладонью по столу Гай. – Ищи, не предвидится ли каких забав на Гемонии или у Вала Тарквиния. Может быть, весталка дала себя попробовать ухажеру? Или кому-нибудь шьют кожаный мешок?

– Объясни, – снова попросил иудей эфиопа.

– Гемония, или «Лестница рыданий», – спуск с Капитолийского холма к Тибру, по которому крючьями тащат тела казненных. На Вале Тарквиния у Коллинских ворот заживо погребают в землю согрешивших весталок – служительниц богини Весты, обязанных соблюдать девственность. Их выбирают из девочек возрастом от шести до десяти лет, и они служат до тридцати лет.

– И что потом с ними происходит?

– Живут в почете до старости на государственном коште, имеют право даже выйти замуж.

– Кому же нужны пожилые тридцатилетние девицы?

– Да никому! Именно поэтому желающих отдать дочерей в весталки так мало, что год назад к этому важному сану стали допускать даже девочек из семей вольноотпущенников.

– Легат упоминал еще какой-то мешок...

– А, это древняя казнь за отцеубийство. Осужденных зашивают в кожаный мешок вместе с собакой, змеей, петухом и обезьяной – животными, являющими собой пример непочтительности к родителям, и топят в реке или в море.

– А гладиаторских игр не предвидится в ближайшее время? – продолжал допытываться Гай у секретаря, торопливо пробегающего свиток глазами. – Триумфов? Казней государственных преступников? О чем вы там шепчетесь, Иуда и Мнемон?

– Квинтилий рассказывает мне о ваших народных забавах.

– Да ну? И чего бы ты хотел из них попробовать?

– Смыть грязь с тела!

– Отличная мысль! – восхитился пьяный легат. – Ванны, вино и любовь разрушают телесное здоровье, и в то же время все прелести жизни только в них! Давайте сходим в баню. Заодно и Иуда помоется!

Его предложение было одобрено дружным веселым ревом захмелевших квиритов.

Шутку Гая иудей понял, только попав в римские термы.

Около трех часов пополудни звон колокола или дробь барабанов оповещал об открытии этих учреждений, отмеченных символами Эскулапа. Одни из них предназначались для аристократов, другие – для черни. Плата за вход в последние была очень невысокой, а в некоторых ее вообще не собирали, так как устроены были эти простонародные термы и содержались за счет богатых людей как средство для агитации избирателей.

Легат повел свою разношерстную компанию в баню для патрициев, хотя и не самую фешенебельную, дабы избежать встречи с кем-нибудь из своих воинских начальников, ожидающих от Гая, что он находится на пути в Германию. Всадникам такое заведение в обычных условиях оказалось бы просто не по карману, вольноотпущеннику же туда вход был и вовсе закрыт. Но Гай, пробурчав: «Голые все одинаковы, пусть по фаллосам определят, кто из нас бывший раб», – провел их в роскошное, напоминающее дворец мраморное здание с целью, как он выразился, показать своим спутникам, как отдыхают истинные хозяева Рима, и одновременно шокировать находившуюся там публику.

Однако шокирован был прежде всего сам Галилеянин, проходя через различные отделения вертепа разврата, для маскировки скромно именовавшегося термами или бальнеумами; это латинское слово означает «прогнать боль, грусть».

Уже на входе иудей ощутил странное неудобство, смешанное с подозрением и тревогой, когда увидел, что в баню заходят все без разбора – и мужи, и женщины, и дети. Очутившись в небольшой раздевалке, предназначенной только для их группы, Гавлонит немного успокоился, однако тут же всполошился снова: его спутники разделись догола, и ему пришлось последовать их примеру.

Позорно еврею ходить голым подобно военнопленным, рабам и малым чадам. Тора запрещает обнажать наготу родителей своих. С другой стороны, пророк Иеремия прожил голым три года (Иер. 20:2—4), да и Саул пророчествовал без одежды (1 Цар. 19:24). Но со времени Маккавеев греческий обычай разгуливать нагишом в общественных местах правоверными категорически отвергался.

Лицо иудея порозовело от смущения, как горизонт от первых лучей восходящего солнца, когда он сбросил тунику. Рот его проглотил гневную тираду, коей он собрался было поразить бесстыжих безбожников. «Уста глупого идут в ссору, и слова его вызывают побои» (Пр. 18:6). Зайдя в общий зал, он покраснел так, что вполне мог послужить иллюстрацией к термину «ганна'им» – «красный в лице». Ибо царивший в огромном помещении полумрак не мог скрыть того факта, что в общем бассейне в воде плескались вместе несколько сот мужчин, женщин и детей – и все совершенно нагие!