Андрей Шаповалов - Предсказание на меди

Настя упала перед ним на колени, подхватила на руки, прижала к лицу. Точно его. На минуту закрыла глаза и совершенно явственно представила его спину в распахнутом полушубке, медленно бредущую рядом с санями. Она вскочила и вновь пошла в гору. Теперь она знала, что точно нагонит его. Какое-то внутреннее чувство позволяло ей отчетливо видеть его образ. Она, наконец, одолела подъем и наяву увидела то, что маячило перед внутренним зрением. Он действительно медленно, слегка покачиваясь из стороны в сторону, брел, как пьяный, слегка ссутулившись и наклонив голову. Умная кобыла шла рядом.

– Егор, – что было сил крикнула Настя, но изо рта вырвался только слабый хрип и облачко белого пара. Она попробовала еще раз, но заиндевевшие губы и щеки не слушались. Язык сухим комом лежал во рту, дыхание замерло где-то в глубине глотки. Наружу вырвался только слабый стон, напоминавший его имя, которое он, конечно, не услышал. Настя собрала последние силы и вновь пошла, затем, набирая скорость, побежала. Сейчас под гору двигаться становилось легче. Ноги заработали с новой силой. Настя уже не просто бежала, она стремительно и легко неслась вниз. Неудобные валенки перестали скользить, дыхание выровнялось, только предательские слезы, то ли от мороза, то ли от радости, застилали глаза, мешая смотреть. Она уже почти догнала его, когда сани поравнялись с поворотом, который вел вдоль последней заводской улицы к широкому Барнаульскому тракту. Лошадь чуть замедлилась, а потом привычно начала поворачивать вправо. Егор тоже умерил шаг, мотнул головой, как будто просыпаясь, тоже стал поворачивать.

– Егор, – хлестко и громко разнесся по улице звонкий девичий голос. Он резко крутнулся, как от удара, увидел ее и встал, онемев в нелепой позе, как дерево врос в землю ногами, не в силах пошевелиться, не веря глазам. А она уже подлетела к нему с улыбкой и слезами на глазах, упала на его руку, бессильно цепляясь за рукав.

– Егор, – еще раз тихо выдохнула она, выпрямляясь. В этот момент она поняла, что не знает, что ему сказать, как объяснить, что с ней происходит, как начать свою просьбу, что рассказать о своей жизни. Не могла начать, только смотрела на белесый шрам на щеке, вдыхала его сильный, чуть отдающий самогоном запах, нервно теребила скомканную в руках опояску и не могла вымолвить ни слова. Ему и не нужны были слова, он молча любовался этой улыбкой и не верил в так внезапно свалившуюся на него удачу. Так они стояли, разговаривая одними глазами, боясь пошевелиться, чтобы не вспугнуть это ощущение острого счастья, которое оба одновременно испытали. Мир замер вокруг них, отгоняя от этого перекрестка шум ветра в верхушках близких деревьев, неясный гул далекого рынка, скрип подъезжающих по тракту саней и звон колокольцев. Он затих в ожидании неясно маячивших впереди перемен, замер, как люди, чувствующие большой жизненный поворот. Сколько они простояли так – не ясно. Наконец Настя пришла в себя.

– Ты опояску потерял, – улыбаясь, промямлила она, понимая, что это самое дурацкое, что она могла сказать в такой момент. Она протянула к нему обе руки, сжимавшие пестрый ком кушака.

– Что? – Егор, казалось, так и не вышел еще из оцепенения.

– Опояску, – тверже сказала она, остро чувствуя всю глупость и несуразность ситуации. Именно эта глупость, или опояска, или сама судьба, прикинувшаяся пестрой тканой лентой с зеленой строчкой, спасла Настю, а, может, и Егора, а, может, даже их обоих.

– Тпр-ру-у-у, стой, – раскатисто позвучало справа из боковой улицы. И вмиг растаяло окружавшее их до того молчание. Внешний мир ворвался в плотный кокон, обволакивающий пару шумным дыханием лошади, шелестом сена на телеге, звоном одинокого бубенца. Этот голос в клочья разметал тишину, сделал окружающее зримым, звучным и осязаемым. Этот ненавистный голос Настя узнала тотчас. Хозяин… И тут же увидела, как он поднимается из саней, вырастая из-за плеча Егора темной уверенной глыбой. Лицо Насти исказилось от ужаса. Это мгновенное изменение было последним, что запомнил Егор на ее лице. Он повернулся и тоже увидел: твердо шагая с неприятной ухмылкой на лице к ним приближался Федор Черноусов.

– Здорово, Егор, – протянул он широкую ладонь, – а ты что здесь?

– Здорово, – ответил Егор, смущенно пожимая руку, – так я… это… долг тебе привез… Шкуру медвежью… как обещал.

– А эта? – Федор мотнул головой в сторону Насти, как будто его вообще не интересовал ни Егор, ни его долг.

– А-а-а, – замялся Егор.

– Он опояску во дворе уронил, так я догнала, чтоб отдать, – быстро проговорила Настя, понимая, что Егор вряд ли сумеет ответить что-то внятное. Что будет с ней в ближайшее время она уже знала и теперь не хотела, чтобы Егор вмешался и тоже пострадал. Судьба все-таки не сделала долгожданный поворот. Не сегодня… А сегодня… Сегодня хозяин будет бить ее смертным боем и никакие слова ни сейчас, ни потом не помогут.

– А ты что опоясками раскидываешься? – спросил лукаво Федор.

– Да не раскидываюсь, просто выпил малость с утра, вот и распарился, пока шкуру разгружал. Расстегнулся, бросил в сани, а она и выпала, – довольно складно стал врать Егор. – Спасибо, сноха твоя подобрала, да не поленилась в такую даль бежать, чтоб меня догнать. Опояска-то памятная, еще жена сплела. Спасибо тебе, Настя, – Егор как-то уж больно картинно сделал в ее сторону полупоклон.

– Да уж, спасибо, сношенька, – криво усмехнулся Федор. – Садись вон в сани. Я тебя домой доставлю.

Настя, вновь протянула Егору опояску, которую с испугу все еще прижимала к груди. Он торопливо схватил ее и посмотрел на Настю беспомощным, щенячьим взглядом, словно прося прощения. Настя коротко кивнула, повернулась и, не прощаясь, тихо побрела к саням. В голове ее словно молотком выбивались Егоровы слова «жена сплела… жена сплела».

– Значит, привез шкуру? – возобновил разговор Федор.

– Ну, привез, конечно, я ж обещал. Хорошая шкура, со взрослого зверя. Я его только-только добыл. Сырую привез…

– Значит, должок отцов ты теперь полностью закрыл, – протянул Федор. Это хорошо… Как кстати, здоровье у бати-то?

– Да слава богу жив… Хотя, конечно, не тот он уже… Старый стал совсем… Иной день и из избы сам выйти не может… Но бодрится еще… Одно слово – казак…

– Да уж, казак, – протянул Федор. – Ну, ты ему поклон передавай. Мы-то с ним теперь может и не свидимся. Да и с тобой… – голос Федора стал как-то напористей, – еще когда судьба сведет. Ты-то сам здоров будь. Поеду я, – с этими словами он протянул руку Егору.

Тот пожал ее в ответ, улыбнулся тоже как-то не очень добро и спокойно произнес:

– Отчего ж, не увидимся, обязательно увидимся. До свидания, Федор.

Настя со своего места видела только, как они почти одновременно развернулись и двинулись к саням. Федор тяжело и уверенно шагал, а Егор ступал легко, широко расправив плечи и взмахивая зажатой в руке опояской. Он дошел до своей лошади быстрее, подхватил свисающую у шеи лямку узды, тихонько толкнул кобылу в шею, что-то тихо сказав. Она сразу подчинилась, пошла немного вбок и вперед, освобождая место для проезда. Федор тяжело опустился на сани, взял вожжи и резко взмахнул руками, ударяя коня.