Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 4. Рассвет

Григорий вернулся к столу и присел на его край.

– Ты вот что… Пока ступай. К вечеру зайди. У меня сейчас другие дела. И Федоську найди. Скажи, чтобы шла на допрос.

Он посмотрел на часы и добавил:

– Часика через два.

«Пусть ищет, чего нет. Дорога длинная, – подумал Гаврила и пошел к выходу».

Пластинина явилась в полдень. Заглянув в комнату, громко постучала по косяку и, не дожидаясь приглашения, вошла внутрь. Остановившись у порога, стянула с головы платок и расстегнула верхнюю пуговицу на полушубке. Из открывшегося выреза показалась пестрая кофта. Женщина привычным движением дотронулась до выглянувших из открытого выреза рюшек и, убедившись, что с одеждой все в порядке, негромко кашлянула.

– Проходи, Федосья Петровна, – не поднимая головы, проговорил Григорий.

– Отэкой 27 27 Экой, какой (местное) ты провидец, товарищ милиционер. По запаху коли чуешь, кто пришел? – усмехнувшись, Федосья прошла к столу. – Ух, вся залехтелась 28 28 Запыхалась (местное) пока дошла. Звал, Григорий Пантелеевич? – не услышав ничего в ответ, добавила она.

Конюхов, наконец, поднял глаза и кивнул на лавку.

– С утра на ногах. Жизнь пошла: все вприпрыжку, да бегом, – она плюхнулась на лавку и вытянула перед собой ноги.

Конюхов неодобрительно взглянул на подшитые толстыми подошвами разношенные валенки и покачал головой.

– Наряжаться нековды. Как угорелая с горшками этими, – женщина смутилась и поджала ноги. – Еще председатель деготь гнать велит, а как я все успею? – в ее голосе послышались обиженные нотки.

Григорий откинулся к спинке стула, поправил на гимнастерке ремень и, скрестив на груди руки, уставился на Пластинину.

– Ты, чего, Григорий Пантелеевич? – заволновалась Федосья. – Звал-то чего?

Конюхов глубоко вздохнул и поднялся.

– А ты знаешь, Федосья, какое сейчас время? – пафосно спросил он.

Заметив, что та хочет что-то сказать, небрежно махнул на нее рукой.

– Может, и знаешь, что, но не все. Но я напомню. Вести разъяснительную работу среди…, – он обвел женщину взглядом. – Среди малограмотного крестьянства – моя главная задача. И не только на митингах и собраниях, но и при необходимости с каждым трудящимся человеком по отдельности. Подчеркиваю, трудящимся. С бездельниками и лодырями у нас разговор короткий. А потому я сегодня здесь.

Григорий подошел к своему любимому месту в комнате и взглянул в окно. Там ничего не изменилось: ребятня, как возилась с самого утра, так и продолжала резвиться.

– Так вот, – он повернулся к Пластининой. – Ситуация в стране нынче не простая. Партия и правительство все свои силы бросили на индустриализацию страны и борьбу с чуждыми нам элементами. И успехи есть. И большие! Сам товарищ Сталин не так давно об этом сказал. И это правда. Жить стало лучше. Но, нельзя останавливаться на достигнутых рубежах. Нужно улучшать нашу жизнь и дальше. Ты, думаешь, для чего я это говорю? – не удержавшись, он двинулся по комнате.

Федосья слегка подалась вперед, но Конюхов, заметив ее намерение, снова жестом остановил ее.

– А говорю я тебе потому, что большое дело не сделать, если будешь отвлекаться по пустякам. Нельзя людей мелочами отвлекать от главных задач. Даже, если они – эти мелочи и имеют место быть. Построим коммунизм, тогда и с ними разберемся. Поняла?

Григорий остановился напротив женщины.

– Поняла, – протянула та. – Но не очень…

Конюхов не удержался и в который раз махнул на нее рукой.

– Ты зачем людей от государственных задач отвлекаешь? – строго спросил он.

– Я не отвлекаю никого, – успела возразить Федосья, боясь, что ей снова не дадут сказать. – Кого я отвлекаю? Каким местом?

– Вот. Вот об этом я и говорю! – воскликнул конюхов. – Ты донос на Оманова писала? Каким местом своим думала?

Федосья вздрогнула и наморщила лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Твоя бумага? – Григорий взял со стола измятый листок и протянул женщине.

Та слегка наклонилась, посмотрела на записку и тут же отпрянула.

– Моя, – тихо выдавила она. – Так он же…

– Негоже, Федосья Петровна, на своих земляков такие бумаги писать. Теперь вместо того, чтобы главные задачи решать и коммунизм строить, с горшками будем разбираться?

– Так я…

– Знаю, знаю, что из лучших побуждений, – Григорий добродушно улыбнулся. – Ты же свои горшки с колхозными перепутала. Гаврила их и разбил по недомыслию. Вернее Катька, когда упала. Катьку в тюрьму хочешь? Дома у тебя должны быть твои горшки и тюрики. Не можешь же ты колхозное и чужое дома хранить? А может ты украла и на Оманова захотела свалить? – Конюхов грозно посмотрел на Пластинину.

Федоська все поняла. Женщина она была покладистая и сообразительная, а потому сказанное Конюховым истолковала правильно.

– И что теперь? – испуганно спросила она.

– А что теперь? – переспросил Григорий. – А ничего. Садись на мое место и объяснительную записку пиши. И можешь быть, так сказать, свободна. Партия и милиция в нашей стране заблудшие души не карает, а помогает занять правильную позицию, – он взял со стола небольшой листок чистой бумаги протянул Федосье.

– А чего писать-то?

– Так и пиши, что после того как написала донесение, обнаружила, что все разбитое имущество принадлежит тебе, а не колхозу и Гавриле, то есть товарищу Оманову. Потому извиняешься за свою глупость.

Когда вечером пришел Гаврила, Григорий взял со стола листок бумаги и протянул ему.

– Можешь порвать сам, – спокойно проговорил он и вопросительно посмотрел на Гаврилу.

– У Коромысла ребятишки Ивана Ларионова нашли, – ответил тот, прочитав написанное Федоськой, и порвал листок. – Они по тропе ходили с утра, малость окружнулись 29 29 Заблудились (местное) и к Бакинской дороге вышли. Младший Витька упал и руку порезал. Так и обнаружился ножик-то.

Гаврила намеренно сказал, как было дело. Все равно Конюхов рано или поздно о пацанах узнал бы. А те вспомнят о встрече с ним. А теперь пусть рассказывают – все равно кроме ножа ничего не видели.

После возвращения из Ачема Конюхов пробыл дома недолго. В связи с началом войны с Финляндией в районе была создана политгруппа, которая ездила по деревням, проводя среди населения разъяснительную работу. Говоря о скорой победе в войне, крестьянам доходчиво объясняли правоту советского государства в борьбе с иностранным агрессором, указывая на недопустимость иных взглядов. Делегация была немногочисленная. Вместе со вторым секретарем райкома ВКП (б) Шейкманом и завотделом РОНО Красиковым от правоохранительных органов в группу включили Григория.