Тамара Ла - В плену времени – 2. Повести

– Эти пришельцы из-за моря не уважают женщин, у них свои боги – мужские боги Разрушения. В роду у них верховодят мужчины, и жить среди них тяжело. Ты совсем забудешь нас, затеряешься на чужбине.

Медея только улыбнулась и покачала головой, не отрывая глаз от огня, и Анхи, поглядев, как уверенно и спокойно сидит внучка, видела ее решимость сделать по своему желанию. Она спросила:

– Ты пробовала его? Водила в священную рощу?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю. Не было времени остаться вдвоем.

Это еще больше не понравилось Анхи. Разве не знают заморские мужи, что женская благосклонность недолга, что они изо всех сил должны добиваться ее!

Медея раскинулась на овечьих шкурах, пальцы рук зарыла, словно ласкаясь, в густой длинный мех, лицо повернула к левому плечу – к огню и к бабушке. Пламенные глаза ее сомкнулись. Она крепко уснула, а Анхи из тайника достала и поставила перед догорающим огнем статуэтку Богини из потемневшего от времени дерева и, как напутствие на счастливую дорогу, затянула долгую песню-заклинание с малопонятными ей самой словами, чей смысл почти утрачен за многие сотни лет повторений.

Утром этот амулет на шнурке она надела на шею внучки.

– Спасет и сохранит тебя Мать! Чти ее!

Медея улыбнулась уверенной улыбкой счастья.

Корабль медленно отплыл от берега. Темно-красные от отвара красящего дуба паруса расправились, подставляясь напору восточного ветра. Вокруг корабля зашумели голубые и синие волны, сверкающая даль моря простерлась во все стороны. Уже к полудню Медее стали не видны родные берега.

Путешественники днем плыли, а на ночь вытаскивали корабль на берег и, выставив стражу, ложились спать. С рассветом снова пускались в плавание.

Медея смотрела на волны, слушала их шум и пение вольно веющих на просторе ветров, вглядывалась в голубые дали. Моряки пошучивали над любовью молодого капитана и чужеземки, а Медея училась говорить на их наречии. Работая веслами, они просили ее спеть им, и она пела все песни, какие знала, и даже некоторые из посвященных Богине гимнов – с напряженным ритмом и резкими грозными выкриками. Порой Медея чувствовала, что эти гимны нельзя здесь петь, но морякам так нравилось слушать и смотреть на нее, что она невольно подчинялась их желанию. В минуты волнения золотой огонь сиял в ее светло-карих глазах.

На пятнадцатый день плавания перед ними в глубине большого залива завиднелся город Иолк. Ясон в зеленом наряде и Медея в малиновой тунике – единственное ее одеяние! – рука в руке стояли возле борта, глядя на приближающиеся пристань и улицы.

С причала Ясон повел любимую в свое жилище возле царского дома. К вечеру к царю Пелию собрались тессалийцы на пир, чтобы шумно отпраздновать возвращение корабля и свадьбу Ясона и Медеи.

От Иолка на север до сияющих снегом вершин Олимпа, между лесистых гор Пинда и морем, простиралась большая плодородная равнина Тессалии, кормящая множество людей, стад и табунов. Медея сразу увидела – эта земля родственна ее родине: здесь такие же мирты, лавры, дубы, все деревья и травы. Медее радостно узнавать их, будто друзей, переселившихся сюда вместе с ней. В Тессалии очень многое такое же, как на ее родной земле, и поэтому она чувствовала себя здесь, как дома, но люди вокруг, наоборот, смотрели на Медею, дивясь: слишком она выделялась мощной женственностью и уверенным превосходством, будто посвященная в тайны неведомые всем другим.

Мать Ясона давно поселилась в горах Пинда – мужчины и женщины живут там в хижинах и пасут стада овец и коров. Она – синеглазая и черноволосая пеласгийка. Раньше жила в Иолке. Царь Эсон влюбился в нее, прожил с ней несколько месяцев, но за независимое поведение быстро возненавидел свою возлюбленную, во время их ссоры только случай спас ее от смерти. Она ушла в горы к своим родственникам, и родила там сына, а когда Ясону исполнилось четыре года, отослала его к Эсону. Царь других детей не имел и был вынужден принять Ясона, как своего сына, и со временем он полюбил его, но к пеласгийке-колдунье продолжал относиться очень враждебно. Даже ее имени слышать не мог.

– Она напугала твоего отца, – рассказывали Ясону городские сплетники, а к этому добавляли, что его мать наложила заклятье на царский род Иолка.

Царь умер, когда Ясону было девять лет. Царем стал его дядя – Пелий. Мальчику было одиноко в царском доме и до своего возмужания он подолгу жил у матери в горах, и очень привязался к ней. Она – глава своего рода, много людей подчиняется ей, как мудрой женщине.

Поэтому вскоре после свадьбы Ясон отправился в горы, чтобы показать Медею своим родственникам-пеласгийцам. Он думал, что мать и Медея понравятся друг другу, ведь обе знают целебные и тайные свойства трав, обе выделяются своей внешностью и силой, но женщины почти ничего не сказали друг другу, кроме первых необходимых слов.

Через несколько дней Ясон и Медея вернулись домой в город. На его вопрос, что она думает о его матери, Медея промолчала, и ее молчание – словно несокрушимое молчание скал, о чье подножие тщетно бьются волны.

Затем они из Иолка поплыли на торговом корабле в Трою и провели там месяц. На следующий год весной вновь отправились на корабле в города на хеттском побережье.

Осенью вернулись в Тессалию, чтобы до следующей весны жить в Иолке.

Медея часто уходила из города, шла в леса, бродила по берегам рек и ручьев, сидела на скалах перед вечно изменчивым ликом моря; смотрела на дальние облака, ночью взирала на колдовскую красоту звезд, и постепенно каждое растение и тропинка, каждая волна и изгиб берега в заливе раскрывали ей только им присущие знания о себе и о мире.

На земле всё – живое. Каждая линия скалы, узор песчинок на камне, кроны деревьев, шумящие в горячем летнем ветре, полны значения. Они – узоры на лике Богини, и беспрерывно рассказывают миру о ней.

Принимая Медею в свой круг, женщины Иолка привели ее к самой старой и почитаемой среди них. Пророчица Дита-Змея жила в пещере на берегу моря. На Медее – лучшее из ее одеяний: красная туника с оранжевой вышивкой, подарок Ясона.

На полу светлой, прогретой солнцем пещеры ползали многочисленные змеи. Медея не боялась змей, а боялась, что наступит на них, и, подобрав подол туники, ступала осторожно.

Возле треножника окруженного пеплом жертвоприношений и курений, сидела на камне женщина: совершенно белые пряди волос, невидящие глаза. Лицо – странно-чуткое и в то же время погруженное в себя, отрешенное, будто заходящий за горы месяц. Женщины почтительно остановились перед ней. Среди них – Адрастея, год назад выбранная главной жрицей Иолка, жена двоюродного брата Ясона, – она сказала пророчице:

– Мы привели тебе новую служительницу – поклонницу нашей Богини.